Познание как деятельность. Проблемы и природа юридического познания в правоприменительной деятельности Цели и средства юридического познания

12. РАЗНОЕ

12.1. О КОНЦЕПТЕ «ЮРИДИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ»

Боруленков Юрий Петрович, к.ю.н., доцент.

Должность: заведующий кафедрой криминалистики. Место работы: Институт повышения квалификации Следственного комитета Российской Федерации. Email: [email protected]

Аннотация: Автор статьи рассматривает особенности такого явления как юридическое познание и приходит к выводу, что оно является социальногуманитарным с существенным воздействием социально-психологических факторов. Через понятие практически невозможно охватить всё многообразное его содержание, что вызывает необходимость искать существенные дополнения к традиционным попыткам логико-понятийного анализа юридического познания.

В последнее время активно возрождается термин «концепт», который становится необходимым, когда предметом исследования является личностное неявное знание, и вообще знание как рассказ. Концепт позволяет преодолеть абстрактное поня-тие«юридическое познание», существенно искажающее его природу. Это и будет юридическое познание как концепт, не сводящееся к всеобщности понятия и науки, но с необходимостью включающее человека, его принципиальную открытость истине другого, для нового опыта и коммуникации.

Ключевые слова: юридическое познание; содержание; понятие; концепт; знание; истина.

ABOUT CONCEPT «LEGAL KNOWLEDGE»

Borulenkov Yury Petrovich, PhD at law, associate professor. Position: head of forensics chair. Place of employment: Investigation committee promotional institute. E-mail: [email protected]

Annotation: The author of article considers features of such phenomenon as legal knowledge and comes to a conclusion that it is social and humanitarian with essential influence of psychological factors. Through definition it is almost impossible to capture all its diverse contents that cause to look for essential additions to traditional attempts of the logic-definitional analysis of legal knowledge.

Recently the term «concept» which becomes necessary when an object of research is the personal implicit knowledge, and in general knowledge as the story actively revives. The concept allows overcoming abstract definition «legal knowledge», essentially distorting its nature. It also will be legal knowledge as a concept, not being reduced to generality of definition and a science, but with need including the person, his basic openness to truth of another, for new experience and communication.

Keywords: legal knowledge, contents; definition; concept; knowledge; truth.

Познание как целостный феномен нельзя сводить к какой-либо одной форме, хотя бы и такой важной, как научное познание. Должны исследоваться и другие его многообразные формы, выходящие за пределы науки и критериев научного знания. Юридическое познание нуждается в научном осмыслении, поскольку это позволит не только обозначить достигнутые успехи, но и указать на имеющиеся недоработки, глубже понять тенденции его развития под воздействием мирового

научно-технического прогресса и других объективных факторов.

дическои практики, многомерностью юридического процесса, который включает в себя процессы право-образования (правотворчества) и правореализации, последний в свою очередь можно подразделить на юрисдикционный и неюрисдикционный юридические процессы2. Кроме того, перед ЮП стоит задача постижения сложных социальных явлений, например, различных аспектов частной жизни3.

Любое социальное явление, в тем более юридическое, требует осмысления и определения посредством понятия. Понятие есть объективное единство различных моментов предмета понятия, которое создано на основании правил рассудка или систематичности знаний. Оно неперсонально, непосредственно связано со знаковыми и значимыми структурами языка, выполняющего функции становления определённой мысли, независимо от общения.

При формировании правовых понятий всегда имеет место использование многообразных приёмов, таких как поиск информации, выдвижение научных идей и гипотез, разработка научных теорий и концепций, применение формализованных процедур и операций при изучении социально-правовых явлений4.Здесь присутствуют сложные логико-гносеологические процедуры, которые характеризуются как внутренне противоречивый и одновременно органически единый и взаимодополняющий познавательный процесс5.

Зародившись сначала в рамках науки философии, термин «познание» впоследствии был рассмотрен в социологической науке, однако, учитывая его содержательные свойства, а также действительное практическое существование определённого явления в правовой действительности, термин может быть включён в понятийно-категориальный аппарат юридической науки с соответствующим правовым наполнением6.

Ранее, следуя этим правилам, ЮП, например в юрисдикционном процессе, в самом общем виде мы определяли как неразрывное единство мыслительной и практической деятельности субъекта при выполнении им своих полномочий, осуществляемой в порядке, установленном правовыми нормами, и направленной

1 О структуре юридической практики см.: Карташов В.Н. Теория правовой системы общества: учебное пособие. В 2 т. Т. 1. - Ярославль, 2005. - С. 226-234.

2 О видах юридического процесса см.: Павлушина А.А. Теория юридического процесса: итоги, проблемы, перспективы развития / Под ред. В.М. Ведяхина. - Самара, 2005. - С. 240-295.

3 См.: Головкин Р.Б. Морально-правовое регулирование частной жизни в современной России: Монография. / Под общ.ред. д-ра юрид. наук, проф. В.М. Баранова. - Владимир, 2004.

4См.: Горский Д. П. Обобщение и познание. - М., 1985. - С. 1024; Панов Н. И. Методологические аспекты формирования понятийного аппарата юридической науки // Правоведение. - 2006. -№ 4. - С. 18.

5 См.: Денисов Ю. А., Спиридонов Л. И. Абстрактное и конкретное в советском правоведении. - Л., 1987. - С. 69;Сырых В. М. Логические основания обшей теории права. - Т. 1. - М., 2000. - С. 436; Панов Н. И. Методологические аспекты формирования понятийного аппарата юридической науки // Правоведение. - 2006. -№ 4. - С. 18.

6 Например, см.: Шаханов В.В. Правовые парадигмы. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Владимир. 2005; Хромушин П.Н. Правовой консалтинг: теория, техника, практика. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Владимир. 2012.

на формирование знания о произошедшем социальном событии и на определение его юридической ха-рактеристики7

В настоящее время, мы приходим к выводу, что через понятие практически невозможно охватить всё многообразное содержание такого явления как ЮП, ему тесно в рамках понятийного определения. Особенности ЮП, предопределяющие существование его оригинального содержания и выделяющие его в своеобразный вид познавательной деятельности, заключаются в следующем.

Познание юридически значимых обстоятельств осуществляется, как правило, путём ретросказательного исследования.

Важнейшим аспектом научного понимания сущности ЮП является представление о нём как о процессе -деятельности, протекающей во времени, последовательном совершении определённых действий субъекта на пути к достижению намеченного результата-этапов процесса, которые следует рассматривать как подсистемы действий определённой направленности, зависящие от типичных правовых ситуаций. Для некоторых субъектов ЮП и доказывание можно рассматривать с точки зрения цикличности процесса8.

ЮП является чувственно-рациональным и зависит от нравственного эталона познания, здравого смысла субъекта, глубины познания обстоятельств дела, правовой культуры и правопонимания, от общественнополитической идеологии, от господствующих в обществе ценностей и философской картины мира9. Субъект ЮП приобретает необходимые знания и, руководствуясь мировоззрением, профессиональным и житейским опытом, проверяет правильность своих умозаключений, осуществляет необходимую гибкую интерпретацию установленных обстоятельств дела и правовых норм.

В составе фактического знания, кроме информации собственно об объектах действительности, всегда присутствует определённый слой знания, предшествующий самому процессу познания и относящийся к априорным положениям, презумпциям, происходящим как из рационального опыта освоения действительности, так и носящих прагматический, юридико-технический характер.

На субъективном уровне структурирование знания происходит посредством нарративности10 ЮП имеет нарративную природу, в подоснове познания и обоснования предмета доказывания лежит схематизм повествования. Наше познание детерминировано - языком, правовыми, моральными нормами, предрассудками, стереотипами и т.д.И для ЮП, несомненно, существуют свои специфические когнитивные структу-

7См.: Боруленков Ю.П. Юридическое познание в процессуальной, оперативно-розыскной и частной детективной деятельности.

Владимир, 2009. - С. 63.

8См.: Боруленков Ю.П. Теоретические основы процессуального познания. - Владимир, 2006. - С. 29.

9 См.: Гаврицкий А. В. Судейское познание: теоретико-правовые аспекты: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук.- Ростов-на-Дону, 2007. - С. 6, 8.

10 НАРРАТИВ (англ. и фр. narrative - рассказ, повествование) -

понятие философии постмодерна. Термин возникает в рамках

концепции «нарративной истории», трактующей смысл историче-

ского события в контексте рассказа о событии и имманентно связанный с интерпретацией. Нарративная практика признает существование множества различных описаний действительности и отказывается признавать претензии любого из этих описаний на универсальную истинность.

ры в их соотношении с языком, психологией и телес-

ностью субъекта.

Целенаправленный практический системный рациональный познавательный характер ЮП придаёт его общая направленность, необходимость приводить знания в определённый порядок на основе логической взаимосвязанности понятий, суждений, предопределённая законом, предметом доказывания, ограниченным кругом существенных фактических обстоятельств конкретного дела, установление которых позволяет разрешить дело по существу.

ЮП подчинено одновременно законам познания, логическим законам мышления и законам, устанавливаемым государством.

Особенностью ЮП является то, что оно является опосредованным познанием и происходит в строго определённом законом порядке и только с использованием указанных в законе специфических средств.

Следует учитывать при формировании и оценке ряда доказательств очевидную заинтересованность источников содержания этих доказательств в результатах ЮП.

ЮП отличается обязательностью осуществления при наличии определённых условий, исключающей для компетентного органа свободу выбора в решении вопроса о практической реализации деятельности по решению юридического конфликта.

ЮП - это творческая деятельность субъекта правовой жизни общества, направленная на освоение социально-правовой реальности, характеризующаяся:

а) многообразием реальной юридической практики, множеством задач, решаемых компетентным органом, часто при отсутствии или недостатке исходной информации;

б) принципиальной возможностью установления каждого обстоятельства по делу разными средствами и способами;

в) вынужденностью субъекта искать новые средства, приёмы и способы действия в различных ситуациях, особенно носящих проблемный характер;

г) созданием собственного образа событий реальной действительности - юридического факта.

ЮП конкретно - осуществляется познание конкретным субъектом, конкретного обстоятельства, в конкретной обстановке, конкретными средствами.

Субъекты ЮП - не любые желающие получить знания по юридическому делу люди, а компетентный орган, лица, участвующие в деле, независимый правовой характер деятельности которыхопределяется законом или договором.

Особенностью ЮП можно отметить возможность коллективных форм принятия юридических решений по делу (суды присяжных).

В рамках ЮП возможно использование специальных познаний (привлечение специалистов).

ЮП - коммуникативная деятельность, неотъемлемой составной частью которого является многостороннее взаимодействие субъектов (государственных органов и должностных лиц) с иными участниками, что предполагает соответствующие формы сотрудничества между его субъектами и участниками, обмен информаци-

11 См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику: Монография. - Н. Новгород, 2003; Александров А.С.Диспозитив доказывания и аргументация в уголовном судопроизводстве // Российский ежегодник теории права. - № 1. - 2008 / Под ред. д-ра юрид. наук А.В. Полякова. - СПб., 2009. - С. 473-497;Александров А.С. Новая теория доказательств

//iuaj.net/book/export/html/406

ей, результатами. Характер и содержание взаимодействия зависят от процессуального статуса субъектов, занятой ими позиции по делу, информационной осведомлённости. ЮП характеризуется формализованным характером общения, которое односторонне направляется властной инициативой компетентного органа в рамках требований юридических норм.

Влияние социально-психологических факторов на ЮП следует признать не только неизбежным, но и в некоторых своих аспектах играющим позитивную и детерминирующую роль.

Система социально-психологических влияний на уровне индивидуального субъекта ЮП включает в себя влияние ощущения и восприятия, мышления и речи, неявного, скрытого знания, эмоциональной сферы, мотивов, установок, бессознательных тенденций и переноса идей из других социально-культурных контекстов.

Внутригрупповые отношения, отношения между конкурирующими и сотрудничающими группами субъектов - всё это может существенно влиять на формирование результатов ЮП через приверженность парадигме или определённым стилям мышления, а также при восприятии нового знания.

Роль социально-психологических факторов на уровне группового субъекта познания ещё больше усиливается, так как стиль мышления или общее видение начинают довлеть над индивидуальным человеком и навязывают ему свои «правила игры».

Социально-психологические аспекты всей этой сложной системы взаимоотношений могут существенно влиять на ЮП.

Результат ЮП является совокупным продуктом совместной юридической деятельности. Важное значение в данном случае имеет закономерность искажения смысла информации. Она действует объективно и тем сильнее, чем большее число людей использует какой-либо массив информации на входе и на выходе любого процесса.

ЮП нельзя рассматривать в целом как сквозной процесс накопления знаний некоего единого виртуального субъекта, осуществляющего познание в рамках юридического процесса от начальной и до конечной стадии. Каждый из субъектов осуществляет познание в рамках своих специфических функций и полномочий12.

Следует заметить, что для ряда субъектов (например, защитника подсудимого, представителя гражданского истца) интерпретация установленных обстоятельств в процессе доказывания зависит от интереса иных субъектов (подсудимого, гражданского истца), независимо от собственной оценки обстоятельств де-ла13.

Особо следует учитывать возможность наличия субъекта, заинтересованного в неудаче ЮП.

Специфика ЮП заключается как в возможности реализации в отдельных ситуациях, характеризующихся противодействием со стороны заинтересованных, с помощью предусмотренных законом принудительных средств и способов, так и невозможности реализации некоторых мер без согласия на то заинтересованных или специально уполномоченных лиц.

Рассмотрение и разрешение юридических дел ограничены во времени.

12См.: Курылёв С.В. Основы теории доказывания в советском правосудии. - Минск, 1969. - С. 134.

13См.: Боруленков Ю.П. Юридическое познание в процессуальной, оперативно-розыскной и частной детективной деятельности.

Принятие решения по юридическому делу является необходимым, чем бы ни завершилось ЮП.

ЮП осуществляется в условиях, обеспечивающих права и законные интересы участников процесса.

Особенностью можно назвать и очевидный вероятный характер результатов ЮП.

Следует отметить, в каждую культурно-историческую эпоху свои стандарты законности ЮП, обоснованности и мотивированности решения компетентного органа, коренящиеся в когнитивной структуре, определяющей его убеждение в истинности, справедливости полученного знания14.

Не следует оставлять без внимания и национальные традиции формирования ЮП.

Спецификой ЮП является и то, что его можно отнести к социально-гуманитарному познанию. Познание признаётся социальным, если оно:

1) является «совместным» по форме;

2) объективно по содержанию;

3) интерсубъективно по способу трансляции;

4) имеет культурно-исторические истоки своего генезиса;

5) является ценностным по предназначению15

В самом широком смысле предмет социальногуманитарного познания - социальная реальность, которая не существует вне человеческой деятельности: она производится и воспроизводится последней. В предмет социального познания постоянно включён субъект - человек, что придаёт этому предмету исключительную сложность, поскольку здесь тесно переплетаются и взаимодействуют материальное и иде-

Нельзя не учитывать, что в ЮП значительную роль играют правовые эмоции, в которых выражается окрашенное в личностные тона отношение к правовому регулированию, юридической практике, конкретной правовой ситуации. Все субъекты при определении правовой позиции используют своё понимание, своё доверие или недоверие, свой разум и совесть17.

Как разновидность социального конфликта понимает юридический конфликт В.Н. Кудрявцев и определяет его как противоборство субъектов права в связи с применением, нарушением или толкованием правовых норм18.

Сложившийся классический идеал ЮП продолжает до сих пор разделяться и поддерживаться целым рядом учёных и исследователей. Его живучесть связана с тем, что он оставляет ЮП его специфическую роль -объективного и истинного познания. Поэтому, ратуя за объективность, не все готовы реально взглянуть на сам процесс ЮП и допустить, что там существенно воздействие социально-психологических факторов на формируемое знание.

На новом, постнеклассическом этапе развития научного знания, признавая влияние самого субъекта на

14 См.: Александров А.С.Духless русского уголовно-

процессуального права //

iuaj.net/book/export/html/161.

15 См.: Туркулец А.В. Введение в методологию социального познания. - Хабаровск, 2004. - С. 14.

В.А. Возможна ли интеграция естественных наук и наук о человеке? // Вопросы философии. - 2004. - № 3. - С. 48.

17См.: Щербаков С.В. Доказательственная сила как свойство доказательств в современном уголовном судопроизводстве России // Уголовное судопроизводство.- 2008.- № 2.- С. 20.

18 См.: Кудрявцев В.Н. Юридический конфликт // Государство и

право. - 1995. - № 9. - С. 9-10.

элементы структуры ЮП, не следует роль социальнопсихологических факторов оценивать только как негативную. Выдвижение на передний план субъектных характеристик познания приводит к изменению понимания многих эпистемологических проблем, в том

числе и релятивизма.Общность предметного мира, некоторых предпосылок и традиций, даже при различных стандартах, позволяет вести диалог, использовать систему аргументации, отличить истинное знание от неистинного, тем самым расширяя поле определённости, строгости и доказательности рассуждений, т.е. сферы достоверного и рационального20.

Мы должны «примириться с гносеологическими реалиями» - с расхождением людей в опыте, с вариациями наличной информации, неполнотой фактов, изменчивостью когнитивных ценностей, соответственно, - с различием в верованиях, суждениях, оценках. Важно занять позицию, а это значит - принять на себя ответственность, не бояться «подставиться», как говорит Решер, - ведь именно «релятивизм отражает достойную сожаления неготовность взять на себя интеллектуальную ответственность»21.

Проблема логических трудностей понятийного изображения ЮП остаётся и сегодня, и необходимо искать существенные дополнения к традиционным попыткам логико-понятийного анализа ЮП.

С XX в. «языковый интерес» прослеживается практически во всех гуманитарных дисциплинах. Несовпадение, а зачастую и просто разрыв между понятиями «смысл» и «значение»- проблемы многих логических исследований. Логики обнаружили, что в отличие от значения, которое связано с объёмом понятия, смысл располагается в какой-то другой плоскости содержательных характеристик предмета или высказывания о нём.

В последнее время отечественными логиками, методологами, а также исследователями гуманитарного знания, истории философии, культурологии активно возрождается термин «концепт» 2, который становится необходимым, когда предметом исследования становится также личностное неявное знание, вера, до- и вненаучное - вообще знание как рассказ.

В когнитивных науках «концепт» - это термин, обозначающий единицу ментальных ресурсов сознания и информационной структуры, отражающий знание и опыт человека. Термин «conceptio» имеет значение «схватывания» единичного и многообразного в акте познания.

С.С. Неретина даёт развёрнутое определение концепта в сопоставлении с понятием и принципиальном различении с ним. В отличие от понятия, «концепт формируется речью (1), осуществляющейся «по ту сторону» грамматики - в пространстве человеческой

19 РЕЛЯТИВИЗМ (лат. «относительный») - идеалистическое учение об относительности, условности и субъективности человеческого познания. Признавая относительность знаний, релятивизм отрицает объективность познания, считает, что в наших знаниях не отражается объективный мир. См.: Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова.- 4-е изд.-М., 1981. -С. 445.

См.: Микешина Л.А. Философия познания. Проблемы эпистемологии гуманитарного знания. - Изд. 2-е, дополн. - М., 2009.-

21 Решер Н. Границы когнитивного релятивизма // Вопросы философии.- 1995.-№ 4. - С. 52.

22КОНЦЕПТ (от лат. conceptus - мысль, собрание, восприятие, зачатие) - акт «схватывания» смыслов вещи (проблемы) в единстве речевого высказывания. Принцип «схватывания» связан с идеей неопределимости вещи, превосходящей рамки понятия. Концепт актуализирует отражённую в понятии онтологическую его составляющую.

души с её ритмами, энергией, внутренней жестикуляцией, интонацией (2). Концепт предельно субъектен (3). Он непременно предполагает при своем формировании другого субъекта-слушателя или читателя (4) и в ответах на его вопросы, что и рождает диспут, актуализирует свои смыслы (5). Память и воображение (6) являются неотторжимыми свойствами концепта, направленного на понимание здесь и теперь, в едином миге настоящего (7), с одной стороны, а с другой -концепт синтезирует в себе три способности души и как акт памяти ориентирован в прошлое, как акт воображения - в будущее, а как акт суждения - в настоящее (8)»23

Здесь уместно процитировать Л.А. Флоренского:«Так как никакая жизнь не может быть соизмерима с понятием, то всякое движение жизни неизбежно переливается за намеченные понятием границы...»24.

Итак, не во всех случаях мы можем пользоваться понятием и логической общностью; потребность в концепте, опирающемся на повторение, особенно существенна там, где имеется «частный мыслитель», где объект наделён сознанием, где не может быть простого обобщения индивида как «экземпляра» по законам логики Аристотеля25.

Концепт применим когда не оформились как логически определённые и «зрелые» понятия, но выражают интуитивно схватываемые состояния, как бы предшествуют собственно логическим формам - понятиям знания, понимания, рассудка. Дело здесь не просто в несовершенстве терминологии, но в необходимости выявить и зафиксировать некие феномены, не редуцируемые к строго логическим формам понятий26.

Существенно «возвысив» уровни абстрагирования даже внутри самой юридической сферы, сталкиваемся всё с теми же проблемами концепта и понятия, описания и определения, точности понятия и точности «схватывания», реальности и «фикций» и вновь обнаруживаем, что «между сознанием и реальностью поис-тине зияет пропасть смысла»27.

Концепт позволит выстроить своего рода архитектонику Юп. По существу, он стремится преодолеть абстрактное понятие ЮП, существенно искажающее его природу; критически относится к попыткам выйти на рефлексию ЮП объективистскими методами естественных наук, обосновывает необходимость построения особого конструкта «ЮП», не совпадающего по объёму с понятием ЮП и в «полноте конкретности» преодолевающего присущую наукам идеализацию и внеисторичность ЮП.

Это и будет ЮПкакконцепт, не сводящееся к всеобщности понятия и науки, но с необходимостью включающее человека, его принципиальную открытость для предания и нового опыта, для коммуникации как диалога «Я» и «Ты», где «Я» осознает свою историческую обусловленность и открытость истине другого.

Активное привлечение и использование концептов наряду с понятиями - это признак дальнейшего разви-

23 См.: Неретина С.С. Концептуализм Абеляра.- М.:, 1994. - С. 141.

24Флоренский Л.А. Столп и утверждение истины. Т. 1. (I).-M., 1990.- С. 5-7.

25 См.: Микешина Л.А. Философия познания. - С. 437.

26 Mikeshina L.A. «Concept» Phenomenon in Hermeneutic Context // Concepts. Conceptology and Concept-oriented Knowledge Bases. -Arkhangelsk, 1998. - P. 29-30.

27 ГуссерльЭ. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. - М, 1994. - С. 11.

тия рациональной модели интеллекта и расширения содержания самого представления о рациональности.

Назрела необходимость формирования нового образа ЮП, учитывающего «человеческий фактор» и ориентированного на гуманные цели и ценности, формирующиеся самим человечеством в процессе его историко-культурного развития.

Рецензия

на статью заведующего кафедрой криминалистики Института повышения квалификации Следственного комитета Российской Федерации, к.ю.н, доцента Бору-ленкова Ю.П.

О концепте «юридическое познание» Москва, 2012.

Автор выделяет особенности юридического познания, предопределяющие существование его оригинального содержания и выделяющие его в своеобразный вид познавательной деятельности. Отмечается, что юридическое познание является чувственнорациональным и зависит от нравственного эталона познания, здравого смысла субъекта, глубины познания обстоятельств дела, правовой культуры и право-понимания, от общественно-политической идеологии, от господствующих в обществе ценностей и философской картины мира. Субъект юридического познания приобретает необходимые знания и, руководствуясь мировоззрением, профессиональным и житейским опытом, проверяет правильность своих умозаключений, осуществляет необходимую гибкую интерпретацию установленных обстоятельств дела и правовых норм.

Автор приходит к выводу, что через понятие практически невозможно охватить всё многообразное содержание юридического познания. И предлагает использовать термин «концепт», который применим, когда не оформились как логически определённые и «зрелые» понятия, и выражает интуитивно схватываемые состояния, как бы предшествующие собственно логическим формам - понятиям знания, понимания, рассудка. Автор указывает, что дело в необходимости выявить и зафиксировать некие феномены, не редуцируемые к строго логическим формам понятий.

Автор отмечает, что назрела необходимость формирования нового образа юридического познания, учитывающего человеческий фактор и ориентированного на гуманные цели и ценности, формирующиеся самим человечеством в процессе его историко-культурного развития.

Представленные материалы не содержат секретных сведений и могут быть опубликованы в открытой печати.

С учётом выше изложенного, статья Боруленкова Ю.П. «О концепте «юридическое познание» может быть допущена к публикации.

Доктор юридических наук,

профессор Р.Б. Головкин

Основоположник феноменологии Э. Гуссерль в итоге многочисленных мысленных экспериментов и реконструкций деятельности сознания ввел в поздний период своего творчества понятие жизненного мира, объявив существенным качеством последнего его дотеоретиче-ский характер. Действительно, для того, чтобы поставить под вопрос научность всех наук, необходимо опереться на что-то ненаучное, существующее автономно даже в период самого что ни на есть бурного развития науки с ее высокоразвитым и во многих смыслах доминирующим теоретическим мышлением. В итоге родилась перспективная конструкция, далеко выходящая за пределы самой феноменологии и с успехом примененная Ю. Хабермасом при составлении нетривиальной формулы общества. Теперь определяющей чертой жизненного мира был объявлен его несистемный характер: общество как система противопоставлялось обществу как жизненному миру. Условия сосуществования этих двух уровней предстали как два альтернативных модуса социального бытия, что позволило по-новому взглянуть на возможности философского исследования социальных практик. И если влияние жизненного мира на научную или философскую теорию и социальную систему рассматривается как конститутивное, то и ответное их влияние на жизненный мир требует рассмотрения. В связи с этим хотелось бы обозначить проблему воздействия теории и системы на жизненный мир и как новый разворот традиционной темы применения теоретических открытий на практике, и как проблему побочных эффектов присутствия теоретического в повседневной жизни.

Одним из способов презентации теоретического знания является учебник. По своему замыслу он не должен содержательно отличаться от других форм и способов представления знания ни содержательно, ни структурно. Лишь присутствие в текстах дидактического измерения должно быть причиной жанрового обособления. Поэтому учебники должны обновляться, изменяться и совершенствоваться, следуя

за теоретическим знанием. Но постепенно становится очевидным, что в отдельные исторические эпохи учебники оказываются способными жить отдельной жизнью и порождать собственную концептуальную реальность - и квазитеоретическую, и посттеоретическую одновременно. Так, В. Н. Порус обратил внимание на сосуществование в пространстве знания двух философий, одну из которых он назвал учебни-ковой, а другую - журнальной 1 . Действительно, даже упоминание в тексте учебника о новейших достижениях философской мысли далеко не всегда означает ее включение в структуру и содержание излагаемого материала.

В речи (интеллектуальной работе, коммуникации) ученого присутствуют не только термины, но и слова. Термины также выражаются словами, но эти слова должны употребляться по законам «терминов», тогда как обычные слова не сталкиваются ни с требованиями, ни с ограничениями, которые строгое, научное и высоко формализованное мышление применяет к понятиям. На практике же это различение обычно игнорируется. Между тем оно весьма существенно, потому что словами в тексте, аккумулирующем научные знания, можно выполнять как дотеоретические, так и посттеоретические функции. Типичным примером дотеоретического применения слов является концептуализация, а посттеоретического - интерпретация. Интерпретация результатов исследований в области физики невозможна без употребления слова «реальность», используемого в качестве слова, а не в качестве понятия. А все попытки определить понятие реальности, выявить его физический смысл, дать дефиницию в терминах новейшей онтологии лишь запутывали теоретиков, мешая им интерпретировать собственные результаты . Но реальность не единственная проблема теоретиков. Не меньше проблем возникает у тех, кто пытается воспользоваться философским понятием истины в самых разных областях повседневной жизни.

Так, в отечественном законотворчестве и сопровождающей его научной литературе неожиданно вспыхнули споры о природе истины и ее достижимости. В центре этих споров оказался вопрос о точном, строго научном определении истины, строгость которого должна соответствовать канонам правоприменения, когда критерии, определенные поправками в Уголовно-процессуальный кодекс РФ (УПК РФ), обеспечивали бы четкое различение между теми решениями суда, которые квалифицируются в качестве объективной истины, и теми, каковые под такую квалификацию не подпадают. Проблема усугубляется не только тем, что в предложенных разработчиками поправках речь идет не об истине, а об объективной истине, которую они в полном соответствии с гегелевской и марксистско-ленинской теорией познания противопоставляют истине субъективной, но и сформировавшейся в СССР частнонаучной теорией познания, без видимых изменений сохранившей свое влияние в ряде юридических наук по сей день.

Здесь наряду с уходящим в немецкую классическую философию различением объективной и субъективной истины мы встречаемся с такими терминами, как «процессуальная истина» и «материальная истина», введенными в оборот немецкими правоведами не столько под влиянием Гегеля, сколько под влиянием Канта и неокантианцев. В советской юридической теории доказывания эти понятия, пришедшие к нам еще до 1917 г., «встретились» с концептуальным каркасом диалектического материализма, что и породило такие парадоксальные с точки зрения логики гибриды как, например, относительная достоверность и достоверность абсолютная. И российским правоведам неясно, как отказаться от всего вокабулярия, рожденного в процессе построения частнонаучной (юридической) теории доказывания, не пересмотрев базовые понятия, и прежде всего понятие истины (объективной истины).

Токсичность диалектики в случае ее включения в схемы доказывания, основанные на аристотелевской силлогистике и созданные для аподиктического знания, хорошо известна, как известна и бесконечная история преодоления метафизики в современной философии и естествознании, длящаяся вот уже не одно столетие. Ведущие философские направления XX в., такие как аналитическая философия, феноменология, прагматизм и др., сделали немало для десубстанциали-зации и реформирования теоретического мышления, его очищения от реификации и гипостазирования. И хотя в рамках теоретического мышления это вполне оправданные приемы, необходимость ограничения их применения пространством теории представляется крайне важной.

Можно согласиться с Л. А. Микешиной в том, что гипостазирова-ние присуще только некоторым типам теоретизирования и что его актуализация связана с оперированием универсальными предметами. «Очевидно, - пишет она, - что такое гипостазирование становится базовым приемом в сфере абстрактного, не только философского, но и специально научного, мышления, пополняя арсенал таких «строительных лесов», как, например, введение и исключение абстракций, конвенций и репрезентаций» 1 . Однако далее Л. А. Микешина отмечает и одну из опасностей данного метода, выявленную и описанную французским социологом П. Бурдье, когда реификации конвертируются в символический, а затем и политический капитал. Но еше раньше об опасности реификации и гипостазирования для самого же теоретического мышления писали позитивисты второй и третьей волны, выдвинув идею лингвистической терапии как средство преодоления метафизики. Об этом же писали феноменологи и герменевтики, использую свой собственный набор концептуальных средств и методов, по-своему прорываясь к смыслу явления, прячущемуся за содержанием философских понятий и категорий.

Сегодня, когда отечественные философы подробно изучают и виртуозно описывают изыскания европейских и американских коллег, большинство представителей исследовательского сообщества все еще пользуется при построении и интерпретации частнонаучных теорий схемами и вокабуляром, более подходящими для позапрошлого века. При этом они даже не подозревают о вновь возникших ограничениях на использование концептуализаций, в основе которых лежат метафоры, реификации, гипостазирование. Что же говорить о тех, кто соединяет теорию с практикой, использует результаты научных исследований в повседневной деятельности и при этом «убежденно» занимает определенную позицию в споре материалистов и идеалистов или «мировоззренчески» обосновывает неприемлемость агностицизма.

Наглядно иллюстрирующая вышесказанное ситуация возникла при обсуждении вопросов применения принципа объективной истины в уголовном процессе. Само обсуждение выплеснулось на страницы юридических журналов, но поводом для них стала законодательная инициатива, рожденная в недрах одного из правоохранительных ведомств. Так, один из авторов названной инициативы начинает с утверждения о том, что «объективная истина... является базовой категорией научного познания, в том числе в господствующей в современной российской, да и всей мировой, науке методологии диалектического материализма. Возможность достижения истины материалистическая диалектика ставит в зависимость от применения правильной, научно обоснованной, методологии - способов исследования» .

Данное утверждение приводится в обоснование необходимости внесения изменений в УПК РФ. Его авторы в пояснительной записке фактически заявляют, что принцип объективной истины не только играет крайне важную роль в деятельности системы правосудия, но и способен повлиять на решение суда в зависимости оттого, будет ли он заявлен в тексте закона или нет. Другими словами, наличие этого принципа в системе деклараций само по себе существенно изменяет действия судей, следователей, обвинителей и защитников, хотя, даже будучи удаленным, данный принцип оказывает инерционное действие на повседневность судопроизводства. «Следует отметить, что объективная истина настолько прочно укоренилась в саму ткань российского уголовного судопроизводства, что даже УПК РФ, несмотря на отсутствие прямого упоминания о ней, оказался неспособным решить задачу полного ее искоренения. Анализ этого акта позволяет сделать вывод, что он «насквозь пронизан» идеями объективной истины» 1 .

Правоприменителям оказалось важно внести в УПК РФ определение объективной истины, очень мало отличающееся от определения, приводимого во всех словарях, в том числе и толковых. Создается ощущение, что работникам суда необходимо знать, как должна «выглядеть» объективная истина, какие у нее должны быть признаки, чтобы в соответствии с данным в УПК РФ определением следователь, адвокат или судья могли руководствоваться им в процессе слушаний и принятия решения. Как будто речь идет о разновидности правовой квалификации предмета, высказывания или действия, фигурирующих в деле, и от ответа на него зависит, влечет ли владение предметом, высказывание или действие правовые последствия.

Действительно, в правоприменительных практиках вполне рутинными кажутся вопросы, является ли данная вещь оружием и, следовательно, становится ли ее хранение нарушением закона или можно квалифицировать рассматриваемое действие как преступное деяние и т. п. Правильный ответ полностью зависит от того, насколько тщательно и исчерпывающе в законе прописаны дефиниции и насколько очевидно присутствие в объекте правовой квалификации признаков, позволяющих отличить банду от обычной группы товарищей, а грабеж - от кражи. Трудно представить себе прокурора или судью, скрупулезно сличающего признаки, упомянутые в УПК РФ, при квалификации высказывания, претендующего на роль объективной истины. Можно лишь вспомнить о первых шагах философского мышления, сплошь пронизанных метафорами, реификациями и гипостазирова-

ниями. Задавался же Парменид вопросом о пространственной форме бытия, доказывая его шарообразность; стремился же платоновский Сократ «увидеть» истину, добро или красоту сами по себе; пытался же Николай Кузанский сравнивать Бога с геометрическими фигурами.

В рассматриваемом случае обращения к теоретическому знанию для решения практических задач в сфере правоприменения высвечивается одно из главных свойств посттеоретического мышления и посттеоретического жизненного мира - фрагментарность. Слова сосуществуют с понятиями, но понятия лишены привычной среды обитания - они вырваны из концептуального или предметного пространства и «выживают» как могут. Понятие объективной истины оказалось единственным удостоенным чести быть определенным не в словаре или учебнике, не в научной статье или монографии - все это тысячу раз уже было и сегодня еше есть, хотя и не пользуется большой популярностью в журнальной философии. Этого не скажешь о философии учебниковой, где традиционные гносеологические категории, такие как «объективное» и «субъективное», «истина» и «заблуждение», «абсолютное» и «относительное», «достоверное» и «вероятное», занимают достойные и заметные места. Но в правоприменительной практике это все несущественно, а вот определить понятие объективной истины оказывается настолько важным, что законодателям предлагается внести его в УП К РФ.

Видимо, инициаторы рассматриваемого законопроекта осознавали возникающие при этом подводные камни, в результате чего получилось, как это следует из названия законопроекта, новое понятие - «объективная истина по делу». Но ни из самого законопроекта, ни из пояснительной записки не ясно, обладает ли оно особым статусом, потому что в обоих текстах речь идет только об объективной истине. Каковая и оказывается тем самым фрагментом, который, находясь уже в гордом одиночестве, начинает свое особое, посттеоретическое существование. Происходит ли что-то с понятием объективной истины, когда оно становится объективной истиной по делу? Конечно же да. И это общая закономерность, выявляемая при рассмотрении всех примеров посттеоретического существования понятий, понятийных конструкций, фреймов и сценариев, созданных теоретическим мышлением. Но есть и различия. Так, физикам совершенно не интересны свойства и отличительные особенности понятия объективной истины, хотя еше со времен Э. Маха их интересует вопрос о том, можно ли называть результаты их деятельности знанием об объективной реальности или это всего лишь их собственные конструкции реальности.

Наверное, в том, что отдельные термины и концепты теоретического знания «привязываются» к условиям их использования на практике и обретают новые семантические возможности, нет ничего противоестественного. Тема социальных технологий сегодня вновь приобретает актуальность . Уголовный процесс, задачей которого является разыскание истины и принятие судом по результатам поиска справедливого решения, может рассматриваться и как социальная, и как эпистемологическая технология. Эпистемологической эту технологию делает разыскание истины, а социальной - тематизация справедливости. Но не только это позволяет называть уголовный процесс социальной технологией: сам процесс разыскания истины выступает как предельно социальное явление. Его содержанием всегда становится конкуренция разнообразных интересов, намерений, мотивов, что в действительности есть конкуренция акторов, социальных сил и институций. Причем конкуренция, возведенная в ранг закона и тщательно оберегаемая строгими процедурами уголовно-процессуального закона. Особый интерес для философов представляет эпистемологическая сторона данных практик, тем более что именно эта сторона оказалась в центре внимания самих правоприменителей, став предметом активного и заинтересованного теоретического спора об истине и ее поисках.

Дело в том, что при принятии УПК РФ в 2002 г. в полном соответствии с желанием большинства россиян закладывались основы более демократического судопроизводства, главным принципом которого, как тогда казалось, выступал принцип состязательности. Разумеется, большинство граждан лишь слышали о том, что принцип состязательности - это демократично и гарантирует беспристрастность суда, объективность его решений. Даже сама мысль о возможности противоречия между состязательностью и объективностью показалась бы абсурдной.

Сами правоприменители понимали, конечно, что дьявол - в деталях и что соблюдение нового УПК РФ свяжет руки обвинителю и, наоборот, усилит позиции адвоката. И никто при этом не обращал внимания на тонкости теоретического обоснования данной конструкции, потому что принцип состязательности казался усиливающим и дополняющим, а не ослабляющим и противоречащим принципу объективности. Но вдруг, вначале слабо, а затем все сильнее стали раздаваться голоса юристов-практиков и правоведов о том, что в погоне за состязательностью оказалась забыта главная цель деятельности суда - объективная истина. И что избыточная забота о соблюдении первого принципа - препятствие для реализации второго. Тогда-то и появляется законопроект с красноречивым названием «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» 1 .

Из дискуссии, развернувшейся на страницах специальных юридических журналов , становится ясно, что участники полемики спорят одновременно и о философских проблемах, и проблемах организационных, правоприменительных, решение которых может быть отнесено к сфере социальных технологий. При этом все участники спора убеждены в неразрывной связи теории и практики. Сторонники «введения института установления объективной истины» убеждены в том, что данный институт в корне изменит ситуацию и работа судов существенно улучшится. При ознакомлении с аргументацией становится ясно, что речь идет прежде всего о том, можно ли суду разрешить быть активным участником процесса, и в случае, если предварительное следствие не собрало достаточной доказательной базы и его результаты были успешно оспорены стороной защиты, самому проводить дополнительное расследование.

При этом выясняется любопытное и чрезвычайно интересное с методологической точки зрения обстоятельство: частнонаучная методологическая рефлексия в юридической науке оказалась и самостоятельной, и предельно творческой. Понимая, что установить все обстоятельства дела возможно далеко не во всех случаях, а принимать решения необходимо всегда, юристы разработали собственную терминологию, связанную с философскими теориями истины лишь исторически. Появились термины «материальная и процессуальная», «объективная и формальная истины», необходимые для идентификации того материала, который собран следствием и представлен суду. Стало казаться, что искать объективную истину и «взвешивать» аргументы сторон защиты и обвинения - настолько разные задачи, что решение одной может воспрепятствовать решению другой, увести в сторону и т. п. Но если не удается установить перевес ни одной из сторон в процессе аргументации, а решение необходимо принимать, разве не нарушается принцип доказательности?

Конечно же, обсуждаемый вопрос - вопрос технический или технологический, хотя он крайне важен для участников уголовного процесса; в процессе его обсуждения они прибегают к аргументации, но-

сящей мировоззренческий и даже философско-теоретический характер. Как отмечает Г. К. Смирнов, отечественными философами была создана концепция объективной истины, которая присутствовала в прежних УПК - как советском, так и царском. В них «объективная истина определялась не как некое императивное требование, обуславливающее возможность принятия по делу итогового решения, а лишь как цель (идеальная модель результата), для достижения которой публично-правовые субъекты обязаны принять все меры и приложить все усилия» 1 .

Конечно же, в данном утверждении он не точен: авторы обоих упомянутых УПК не применяли термин «объективная истина», довольствуясь лишь словом «истина». И это важно, ибо сам вопрос не поднимался на теоретическую высоту, которая обязывала бы давать термину определение. А вот авторы законопроекта попали в эту ловушку: они вынуждены давать дефиницию, которая, по их замыслу, должна помочь суду отличить объективную истину от всего того, что ею не является. Поэтому они предлагают включить в текст УПК определение «объективная истина - соответствие действительности установленных по уголовному делу обстоятельств, имеющих значение для его разрешения».

Данная законодательная инициатива весьма примечательна: она показывает способ обращения практика с теоретическими понятиями. Члены суда должны уметь идентифицировать объективную истину, т. е. отличать ее от других видов истины точно так же, как они должны уметь отличать разбой от грабежа или кражи. Но если для определения кражи, грабежа и разбоя нашлось место в Уголовном кодексе (УК), то ни для субъективной, ни для абсолютной, ни для относительной истины в УПК место не предусмотрено. Да и возможно ли решить данную проблему путем включения в законодательные документы определений, носящих отчетливо выраженный философско-теоретический характер? Или для этого необходимо будет поместить в УПК всю теорию познания, причем в совершенно определенной редакции. Как известно, далеко не все философы сегодня разделяют мнение, согласно которому термины «объективная истина», «объект» и т. д. не связаны ни с метафизикой, ни с идеологией и даже могут быть общепризнанно операционализированы, т. е. уподобиться научным терминам естественных и технических наук.

Таким образом, предлагая термин «объективная истина», мы автоматически утверждаем, что истин много, и обнаруживаем, что теоре-

тики права ввели наряду с уже упомянутыми субъективной, абсолютной и относительной еще и другие истины, вроде формальной, процессуальной, материальной. Так, Г. К. Смирнов, соглашаясь с тем, что суд, провозгласив объективную истину главной целью, не всегда способен обеспечить ее достижение, отмечает: «И лишь в случае невозможности достижения этой цели после принятия исчерпывающего круга процессуальных мер итоговое решение по делу могло быть принято на основе различных юридических фикций, в первую очередь презумпции невиновности, согласно которой неустранимые сомнения в виновности толковались в пользу обвиняемого. Таким образом, допускалась и формальная истина, однако она не подменяла объективную и тем более не противопоставлялась ей, а применялась как вспомогательное средство доказывания в случаях, когда объективная истина оказывалась недостижимой» 1 .

Правоприменительная практика обзавелась своей частнонаучной теорией истины, согласно которой объективная истина может быть достижима в одних случаях и недостижима в других. Если достичь объективной истины невозможно, то тогда сгодится и формальная истина, т. е. соблюдение правил и процедур позволяет суду принять решение, не имея достаточных знаний о том, что же произошло. И это решение в соответствии с «юридической фикцией» будет носить оправдательный характер. Появление понятия фикции также относится к разряду посттеоретической жизни теоретических понятий. Как сообщает нам теория права, «фикция является юридическим образованием, противоречащим реальности, но сознательно используемым для достижения ряда юридических последствий или желаемых судебных решений... Значение фикций состоит в том, что они способствуют переводу обыденной реальности в реальность правовую...» . Как и в случае с определением объективной истины, предлагаемым ко внесению в законодательство, данное понятие стремится урегулировать отношение правоприменителя к реальности, точнее, к установлению отношения между знанием и реальностью. Хотя во втором случае это представлено как отношение между двумя реальностями: правовой и

Проблема связи знания и реальности не раз уже обсуждалась в рамках частнонаучных онтологий, но повод для дискуссии каждый раз оказывался разным и определялся спецификой данной науки. Так, разногласия физиков, обсуждавших тему реальности, были обусловлены развитием физики микромира, где измерительные приборы играют исключительно активную роль и нередко объявляются «соучастниками» создания представлений о реальности. Проблема реальности в социологии также была связана с тем, что общество представлялось некоторым теоретикам слишком «рукотворным», т. е. зависящим от людей, от их сознаний, воли, разумных решений. Юристы оказались в несколько ином положении - их частнонаучная онтология стремится соединить повседневную (дотеоретическую) реальность с реальностью правовой (теоретической). При этом главным источником проблем становится зависимость правовой реальности не только от обыденной, но и от социальной.

Основная особенность повседневной или обыденной реальности, имеющая значение в контексте нашего рассмотрения, состоит в том, что эта реальность предельно хрупка, мимолетна, изменчива. Интересующее правоприменителей событие относится к прошлому, его следы либо исчезают сами, либо уничтожаются/скрываются злоумышленниками. Установить всю совокупность обстоятельств по уголовному делу, имеющих значение для его разрешения, что требуется в предлагаемом законодателями определении объективной истины, можно только в том случае, если эта совокупность подлежит предварительному определению. Если же мы выбираем лишь те обстоятельства, которые имеют значение для разрешения уголовного дела, то мы по-прежнему зависим от той самой процессуальной или формальной истины и вести речь об объективной истине здесь довольно бессмысленно. Не потому ли УПК Франции и Германии, как и УПК дореволюционной России, и речи не вели ни о какой объективной истине, как не вели они речи об истине формальной, субъективной, процессуальной. Везде, где используется слово «истина», оно используется именно как слово, обозначающее максимальную осведомленность суда о том, что произошло, и стремление суда не довольствоваться показаниями свидетелей, потерпевшей и обвиняемой сторон, а опираться на сведения, собранные следствием. Наверное, поэтому в правоприменительной практике европейских стран и не возникают вопросы об агностицизме и достижимости объективной истины, как не возникали они перед судами в дореволюционной России.

В учебниковой философии одним из главных утверждений, бросающихся в глаза даже на уровне знакомства со структурой, не говоря уже о содержании, является утверждение о том, что «магистральным направлением научного постижения действительности является выявление законов и закономерностей в определенной предметной области». И. В. Левакин оказался одним из немногих, кто сегодня пытается отстаивать данное утверждение на страницах философского журнала. И не случайно он ссылается при этом на работы П. В. Копнина и В. С. Швырева, относящиеся к середине 1970-х гг. 1

Не ставя под сомнение правомерность обращения к этим авторитетным исследователям, писавшим свои тексты значительно позже главного критика идеи социальных закономерностей К. Поппера, зададимся другим вопросом: почему сегодня любые попытки поведать об уже открытых законах общества или законах социологической науки повторяют давно известные истины исторического материализма? «Обществознание выделяет законы различной степени общности: общесоциологические, проявляющиеся на всех этапах человеческой истории (например, закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил); действующие в определенной группе формаций (например, законы классовой борьбы в условиях антагонистического общества); свойственные отдельным формациям (например, закон производства прибавочной стоимости при капитализме)» и т. д. И, что примечательно, осуществляются эти попытки либо социологами, либо политологами, либо теоретиками государства и права. Сами же философы пишут статьи и книги на темы, не пересекающиеся с данной проблематикой, да и формулируют их на языке, отличном от языка исторического материализма. Все происходящее как будто напоминает тезис Т. Куна о несоизмеримости.

Действительно, когда доходит до вопроса о том, какие же закономерности открыты в теории государства и права, автор сообщает нам о необходимости учитывать «особенности действия общественных закономерностей в государственно-правовой действительности», которые заключаются в том, что, во-первых, «развитие государства и права буквально пронизано борьбой противоположных интересов, идей, сил»; во-вторых, «накопление нормативного материала в обособленных сферах правового регулирования ведет к постоянному увеличению числа отраслей права» и, наконец, в-третьих, «в новой государственно-правовой системе всегда присутствуют элементы старой и зачатки новой системы». То есть все тот же диалектический материализм с его законами, все та же удивительная стихия, называемая государством и правом, чья неслиянность и нераздельность воспринимается по аналогии с неслиянностью и нераздельностью лиц в Святой Троице.

Не случайно автор оперирует понятием государственно-правовой действительности. Это наводит на мысль о том, что так же, как материя наделяется свойством порождения идеального, так и государство способно выступать как стихия, порождающая право. Полемизировать с подобными сентенциями совершенно невозможно - нет общих оснований. Можно лишь ссылаться на два обстоятельства: философские исследования свойств и резервов диалектики как-то незаметно прекратились более двух десятилетий назад, а российские правоведы или социологи сохраняют верность формулам, публикуя их, как правило, в соответствующих разделах учебников или в описании собственной методологии в авторефератах кандидатских и докторских диссертаций. Вторым важным обстоятельством является уникальность российского опыта познания правоведами государства как своего рода natura naturans (творящая, действующая природа), способного порождать справедливость, а не заботиться о ее соблюдении.

Частнонаучная теория юридического познания возникает как распространение идей и принципов общей теории познания на предметную область юридической науки, охватывает обобщение практического опыта, а также инкорпорирует данные других наук о человеке и обществе, таких как социология, психология, политология, а в отдельных случаях - и теория принятия решений и даже теория игр 1 . Но затем эта связь обрывается и начинает торжествовать позитивистский тезис о том, что всякая наука сама себе философия. Этот принцип находит даже организационное закрепление: на рубеже тысячелетий в области подготовки научных кадров высшей квалификации из сектора философских наук философия права переходит в сектор юридических наук. Философия права институционально закрепляется как часть теории государства и права. Более того, учебниковая наука начинает доминировать над журнальной даже в аргументации. «В рамках теории государства и права, - пишет О. В. Мартышин, - не только возможно, но и желательно расширение и углубление философско-правовой проблематики. Но сосуществование в одной учебной программе наряду с теорией государства и права курсов лекций и учебников по философии права способно привести лишь к дублированию и созданию надуманных проблем, в том числе в связи с необходимостью размежевания» .

Конечно же, нигде в мире, несмотря на многообразие теорий и концепций, нет особой теории государства даже в виде теории государства и права. Наверное, для такой теории нужна особая философия, потому что ни в марксизме, ни в ленинизме нельзя найти ничего, кроме философии отрицания права 1: право рассматривается у классиков как функция государства, возникающая на определенном этапе его развития и исчезающая на последующих этапах. Но при этом вся конструкция вполне эффективно обслуживает сложившиеся в нашей стране правоприменительные практики, потому что она, скорее, выступает как технонаука. Так, требование введения института установления объективной истины по делу обосновывается прежде всего практически, т. е. ссылками на интересы отдельных участников процессов и возникающие при этом трудности. Но у технонауки совершенно иные принципы развития, нежели у науки фундаментальной. Как отмечает Б. И. Пружинин, «прикладная наука не может развиваться сама как наука. Логика ее развития задается извне. Она фактически отказывается от решения проблем, обеспечивающих ее логическую и историческую целостность, преемственность в ее развитии... прикладное знание всегда является потенциально уникальным и фрагментарным, или, говоря языком самых современных методологических концепций, оно «несоизмеримо» с другими фрагментами прикладного же знания» .

Для современной российской юриспруденции характерна ситуация «глубокой заморозки» теоретического знания, что проявляется, например, в консервации ее терминологии. Стремление избавиться от критической и методологической рефлексии, опирающейся на познавательные средства и методы, свидетельствует об изменении целей развития теоретического знания, которое, по общему мнению, должно становиться все более практикоориентированным. Но разве способствует пресловутой практикоориентированности отказ от модернизации самого теоретического знания? Может быть, речь идет об экономии сил или средств, когда возникают опасения запутаться в теоретических вопросах в ущерб решению практических задач? Думается, что причина здесь в ином. В философии за последние десятилетия произошло многое и среди наиболее существенного - осмысление присутствия ценностей как в структуре, так и в содержании научного знания. За этим последовали серьезные коррективы в области эпистемологии, классическая ее фаза сменилась неклассической. Для неклассической эпистемологии как раз и характерна методологическая рефлексия, обусловленная ценностным измерением науки, и оценка этого измерения не как побочного эффекта, который можно игнорировать, а как сущностного фактора, определяющего целепола-гание научного поиска.

Все это требует самого решительного переосмысления традиционных понятий эпистемологии в пространстве частнонаучных теорий. Заинтересовались же физики и философы понятиями субъективного и объективного при обсуждении антропного принципа, неклассически или даже постнеклассически истолковывая сильную и слабую его формулировки. Но и в правовой теории присутствие ценностей в структуре и содержании научного знания вовсе не является нарушением принципа объективности, как это могло бы быть представлено в соответствии со стандартами классической эпистемологии.

• См.: Порус В. Н. Журнальная и учсбниковая философии: преодолимо ли отчуждение? // Вестник Российского философского общества. 2007. № 1 (41). С. 59-64.
• См.: иЯЬ: https://www.roi.ru/tmp/attachments/ 244986/440058-61391073435.pdf. Актуальные проблемы государства и права // Вопросы философии. 2013. № 1.

Интеллектуальная сторона применения права состоит в познании фактов объективной действительности, которое образует специфический вид

познавательной деятельности – юридическое познание.

Как уже отмечалось, юридическое познание, основанное на марксистско-ленинской теории отражения, относится к специальному, т.е.

Такому, которое (как, например, врачебная диагностика) осуществляется в рамках практической деятельности и для нее. Юридическое позна-

ние не ставит своей целью выяснение закономерностей данных явлений, их глубинной социально-политической, экономической сущности1, в то же время оно и не является стихийно-случайным (бытовым), а носит направленный характер, нацелено на изучение данных фактов, обстоятельств в связи с практическими задачами – применением юридических норм2. Таким образом, юридическое познание имеет ограниченный предмет и сравнительно ограниченные задачи. Кроме

1 С.В. Курылев пишет: «Суд – не научное учреждение, а орган государства, занимающийся практической деятельностью; его задача заключается в правильном применении закона к установленным обстоятельствам дела, закона, в котором объективирована познанная законодателем общественно-политическая сущность явлений общественной жизни» (Курылев С.В. Установление истины в советском правосудии: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Изд-во МГУ, 1967. С. 5).

О.В. Иванов справедливо обращает внимание на то, что «судебное познание, являясь специфическим видом человеческой познавательной деятельности, занимает как бы

Глава XXXII. Содержание и стадии правоприменительной деятельности

того, этот вид познания (особенно судебное) характеризуется особыми способами, приемами, формами установления фактов, которые в той или иной мере получают регламентацию в законодательстве.

Не будучи теоретическим (в строгом смысле), юридическое познание в социалистическом обществе опирается на данные науки. Руководящее значение здесь, как и вообще в познании объективной действительности, имеют диалектический метод, марксистско-ленинская теория отражения. Использование диалектического метода обеспечивает уяснение содержания юридических норм, исследование и оценку всех полученных фактических данных в их взаимной связи, выделение случайного и необходимого, разграничение существенных и формальных моментов и т.д.

Юридическое познание складывается из двух главных разновидностей: во-первых, из познания права, правовых предписаний, образующих юридическую основу применения, и, во-вторых, из познания фактических обстоятельств дела. Оно, следовательно, образует один из общих, «сквозных» элементов применения права – интеллектуальную сторону его содержания.

Юридическое познание может быть: а) непосредственным и б) опосредствованным1.

Непосредственное познание (когда чувственно воспринимаемый предмет сам является предметом познания) в области применения права имеет весьма узкое значение. Сюда может быть отнесено, например, восприятие судом в процессуальных формах юридических фактов-состояний, которые продолжают действовать и в момент рассмотрения данного юридического дела и которые непосредственно познаются судом (например, непосредственное установление судом

«на месте» характера изолированности спорной комнаты, ее положения как проходной и др.).

промежуточное положение между житейским и научным познанием» (Иванов О.В. Принцип объективной истины в советском гражданском процессе. Изд-во МГУ, 1964. С. 26). Отмечая своеобразие познания в области процессуальной деятельности, И.М. Луз гин вместе с тем правильно считает, что ошибочно устанавливать особенности практического познания путем его противопоставления научному познанию (Лузгин И.М. Рас-

следование как процесс познания. М., 1969. С. 9–10).

1 Курылев С.В. Доказывание и его место в процессе судебного познания // Труды Иркутского государственного университета. Т. 3. Сер. Юридическая. 1955. С. 38–54; Он же. Основы теории доказывания в советском правосудии. Минск: Изд. БГУ, 1969. С. 9 и сл.; Дорохов В.Я., Николаев В.С. Обоснованность приговора в советском уголовном процессе. Госюриздат, 1959. С. 34–40; Белкин Р.С., Винберг А.И. Криминалистика и доказывание. М.: Юрид. лит., 1969. С. 12–13.

Раздел четвертый. Применение права

Определяющая роль в юридическом познании принадлежит опосредствованной деятельности. Так, при установлении фактических обстоятельств дела «воспроизведение действительности» происходит при помощи других фактических данных – доказательств. И это вполне понятно. Обстоятельства дела, устанавливаемые правоприменительными органами, относятся (кроме фактов-состояний) к прошлому. И они, как правило, могут быть «воспроизведены» при помощи определенной информации – отпечатков, следов, оставленных ими на вещах, в памяти людей и т.д. Опосредствованный характер имеет и юридическое познание правовых норм – толкование: оно осуществляется через словесно-языковую, документальную форму, форму юридического изложения и т.д.

Еще по теме Юридическое познание. Его особенности и разновидности:

1. § 1. Характеристика гражданско-правовых форм объединения капиталов коммерческими организациями в юридических механизмов управления ими в предпринимательских целях
2. § 2. Особенности применения коммерческими организациями юридических механизмов реализации совокупного предпринимательского интереса

Юридическое познание при применении права относится к специальному, т.е. такому, которое осуществляется в рамках практической деятельности и для нее (11.38.4.).

Юридическое познание не ставит своей целью выяснение закономерностей данных явлений, их социально-политической, экономической сущности; в то же время оно не является стихийно-случайным (бытовым), а имеет направленный характер, нацелено на изучение данных фактов, обстоятельств в связи с практическими задачами – применением юридических норм. Таким образом, юридическое познание имеет локальный предмет и сравнительно ограниченные задачи. Кроме того, этот вид познания (прежде всего судебное) характеризуется особыми способами, приемами, формами установления фактов, которые в той или иной мере получают регламентацию в законодательстве.

В социалистическом обществе, не будучи теоретическим (в строгом смысле слова), юридическое познание опирается на данные науки. Руководящее значение здесь, как и вообще в познании объективной действительности, имеет диалектический метод, марксистско-ленинская теория отражения. Использование диалектического метода обеспечивает уяснение содержания юридических норм, .исследование и оценку всех полученных фактических данных в их взаимной связи, выделение случайного и необходимого, разграничение существенных и формальных моментов и т.д.

Юридическое познание складывается из двух главных разновидностей: во-первых, из познания правовых предписаний, образующих юридическую основу применения (толкования -11.38. 1-4), и, во-вторых, из познания фактических обстоятельств дела. В своей совокупности они образуют один из общих, сквозных элементов применения права – интеллектуальную сторону его содержания.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.320

Юридическое познание может быть: а) непосредственным и б) опосредствованным .

Непосредственное познание (когда чувственно воспринимаемый объект является предметом прямого познания) в области применения права, в особенности в судебной деятельности, имеет узкое значение. Сюда может быть отнесено, например, установление факта противоправного деяния при наложении административным органом санкции на месте правонарушения, а в судебной деятельности – восприятие судом в процессуальных формах юридических фактов, которые продолжают существовать и в момент рассмотрения данного юридического дела и которые непосредственно познаются судом (например, непосредственное установление судом характера изолированности спорной комнаты, ее положения как проходной).

Определяющая роль в юридическом познании принадлежит опосредствованной деятельности. Так, при установлении фактических обстоятельств дела воспроизведение действительности происходит при помощи других фактических данных-доказательств. И это вполне понятно. Обстоятельства дела, устанавливаемые правоприменительными органами, относятся по большей части к прошлому. Они, как правило, могут быть воспроизведены при помощи определенной информации – отпечатков, следов, оставленных на вещах, и т.д. Опосредствованный характер имеет и юридическое познание правовых норм – толкование: оно осуществляется через словесно-документальную форму, форму юридического выражения воли законодателя (о доказывании см. 11.40.2.).

Принцип объективной истины.

Это – выраженное в социалистическом праве требование, согласно которому решение правоприменительного органа должно полно и точно соответствовать объективной действительности.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.321

Надлежащее (правильное) применение юридических норм обеспечивается тогда, когда юридическое познание осуществляется в строгом соответствии с принципом объективной истины. Непосредственным выражением этого принципа в социалистическом обществе является обязанность правоприменительных органов (судов, следственных органов, арбитража и др.) принять все необходимые и доступные меры для всестороннего, полного и объективного установления всех обстоятельств дела, прав и обязанностей субъектов, правового значения фактов.

Принцип объективной истины – общий принцип юридического познания. Не только судебные органы по уголовным и гражданским делам, но и все органы, деятельность которых связана с применением права, должны руководствоваться принципом объективной истины в качестве ближайшей цели разрешения юридических дел.

В социалистическом обществе принцип объективной истины, будучи юридическим принципом, с философской стороны обосновывается марксистско-ленинской теорией познания (отражения), в частности философскими положениями о познаваемости мира, о достоверности человеческих знаний, об их объективном характере, независимости ни от человека, ни от человечества. Понятие истины в юридических делах в полной мере соответствует такому общему философскому понятию объективной истины. Она понимается как правильное отражение в нашем сознании обстоятельств дела, включая их юридическое значение. С этой точки зрения вполне целесообразно применение для характеристики истины в юридических делах философского термина «объективная истина» .

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.322

Предметом истинных суждений при применении юридических норм являются все факты объективной действительности, связанные с юридическим делом. Понятие же объективной действительности охватывает не только сами по себе голые факты, но и их социально-правовое значение (в том числе общественную опасность противоправных деяний) . К фактам объективной действительности относятся также самое право, права и обязанности субъектов . Словом, предметом истинных суждений при применении права является все то объективное в наших знаниях, которое составляет интеллектуальную сторону содержания правоприменительной деятельности .

Вместе с тем в предмет объективной истины не входит волевая сторона содержания правоприменительной деятельности. Государственно-волевое решение право-применительного органа основывается на истинных суждениях о фактах объективной действительности, но само по себе оно выражает творчески-организующие (и, следовательно, субъективные) моменты применения права. Это относится, в частности, к волевой стороне решений, направленных на индивидуальное регулирование общественных отношений (например, при определении меры наказания по уголовным делам) .

Истина в юридическом деле должна быть полной, точной, действительной, т.е. объективной истиной в са-

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.323

мом строгом, философском значении этого слова; знания правоприменительного органа об обстоятельствах дела должны полно и точно соответствовать реальным фактам объективной действительности в их правовом значении .

Вместе с тем следует учитывать два существенных обстоятельства.

Во-первых, в соответствии с особенностями познания, осуществляемого в процессе применения права, объективная истина в юридическом деле носит ограниченный по предмету и содержанию характер. В отличие от теоретического познания здесь не ставится задача выявить все свойства, связи и опосредования фактов, установить объективные закономерности явлений, их социально-политическую, экономическую сущность. В литературе правильно обращено внимание на то, что истина в судебном исследовании с точки зрения содержания устанавливаемых в ней явлений имеет строго определенные, очерченные законом рамки и не является безграничной и всеобъемлющей .

Кроме того, известная ограниченность содержания объективной истины в области права обусловлена действием всей совокупности свойственных данной правовой системе принципов, правовых начал (например, действительный гуманизм социалистического права не допускает использования во имя истины таких средств, как пытка). В некоторых же областях права (в частности, гражданском процессуальном) в соответствии с принципом допустимости доказательств может случиться так, что действительный факт отвергается судом в связи с отсутствием доказательств определенного вида (например, письменных доказательств, удостоверивших факт заключения договора). И хотя в конечном счете, в правосудном, правоприменительком процессе в целом принцип объективной истины торжествует , в данном кон-

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.324

кретном случае перед нами все же определенное отступление от рассматриваемого принципа .

Во-вторых, в отдельных случаях возможны отступления от принципа объективной истины в силу определенных внешних и субъективных причин. Решающее здесь- социально-политический строй, характер и строгость требований законности.

Так, в эксплуататорских обществах судебные и другие правоприменительные органы во имя классовых интересов далеко не всегда стремятся доказать объективную истину по делу. В социалистическом обществе принцип объективной истины – основополагающее начало правоприменительной деятельности, выражающее гуманные основы социалистического строя, требования строжайшей социалистической законности.

Но даже в условиях строгой законности возможны случаи, когда отдельные работники правоприменительных органов могут проявить ненадлежащую тщательность при решении юридических дел. Порой отрицательно сказывается на результатах юридической работы то, что в отдельных областях применения права (например, в области административного процесса) еще нет достаточно четкой правовой регламентации, направленной на обеспечение принципа объективной истины. Все это может привести к ошибкам при решении юридических дел, к тому, что объективная истина не будет достигнута.

С учетом этого в советском законодательстве предусматриваются процессуальные гарантии, которые обеспечивают достижение в конечном счете объективной истины по каждому юридическому делу и которые, будучи

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.325

воплощены в деятельности суда, в значительной степени и объясняют особенности процессуальной формы, необходимость ее обособления от иных юридических процедур. К таким гарантиям относятся, в частности, установление строгой юридической обязанности правоприменительных органов принимать все необходимые меры для всестороннего, полного и объективного выяснения всех обстоятельств дела; уголовная ответственность свидетелей за заведомо ложные показания, экспертов – за заведомо ложные заключения и т.д.; институты обжалования и опротестования решений правоприменительных органов, а также пересмотра решений по вновь открывшимся обстоятельствам. В советском законодательстве предусмотрен порядок отвода судей, прокурора и некоторых других участников процесса, если они лично заинтересованы в решении дела.

В литературе, посвященной процессуальному праву, идет спор о природе объективной истины, устанавливаемой по юридическим делам. В самом деле, какова эта истина, если рассматривать ее с позиций общефилософского учения об абсолютной и относительной истинах. Абсолютная? Относительная?

Мнения ученых разделились (многие авторы считают истину в юридических делах абсолютной, но есть и такие авторы, которые склонны считать ее относительной). И это обстоятельство само по себе вынуждает задуматься над тем, не справедливо ли мнение ученых, полагающих, что категории «абсолютная истина» и «относительная истина» неприменимы к истине, устанавливаемой правоприменительными органами (судом).

В самом деле, познание, осуществляемое в процессе правоприменительной деятельности, относится к специальному познанию, имеющему строго определенные, сравнительно ограниченные практические задачи. Категории, же «абсолютная истина» и «относительная истина» выработаны применительно к теоретическому познанию. Они призваны отразить глубину познания объективной действительности, степень проникновения в закономерности явлений на данном этапе развития науки. Причем абсолютная истина – это истина, которая дает всестороннее, исчерпывающее знание окружающего нас мира «сразу, целиком, безусловно, абсолютно» .

Авторы, решающие рассматриваемый вопрос по принципу «или-или» (или абсолютная истина, или относительная истина), упускают из поля зрения помимо всего прочего те практические выводы, которые вытекают из отстаиваемых ими концепций. Если признавать истину в юридических делах абсолютной, то это не только противоречит ее характеру («самая простая истина, самым простым, индуктивным путем полученная, всегда неполна, ибо опыт всегда незакончен» ), но и лишает какого-либо смысла

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.326

существование системы обжалования и опротестования юрисдикционных решений, требует от них того, чего они не могут дать да и не должны давать. Вместе с тем если считать истину в юридических делах относительной, то это явно подрывает авторитет юрисдикционных решений, дает основания предположить, что истина в юридических делах может быть неточной, приблизительной.

Видимо, если признать правомерной постановку вопроса об абсолютной и относительной истинах применительно к юридическим делам, то наиболее приемлем вывод, согласно которому истина по юридическим делам представляет собой диалектическое единство абсолютной и относительной истин . Но такого рода вывод, по существу, снимает поставленную выше проблему (не говоря уже о том, что и здесь не учитывается своеобразие познания, осуществляемого в ходе применения права). Как писал Н.Г. Александров, при применении норм права речь идет не о решении философского вопроса о полной познаваемости мира, не о соотношении абсолютной и относительной истин в таком познании, а об объективной истине конкретного жизненного факта, который может и должен быть установлен именно с объективой достоверностью .

Есть еще один вариант использования категории «абсолютная истина» для характеристики юридического познания. Это вариант – признать, что самое понятие «абсолютная истина» имеет два значения: оно может пониматься не только в смысле философском, но и в смысле знания применительно к какому-либо фрагменту действительности, в смысле истины-факта . Но и такой подход снимает указанную выше проблему, ибо абсолютная истина – факт в указанном втором значении есть не что иное, как знание, объективно верно отражающее факты действительности. И ничего больше. Стало быть, и здесь устраняется сама постановка вопроса о соотношении абсолютной и относительной истин, вопроса, который и вызвал к жизни понятие абсолютной истины.

Следует думать, что спор о природе истины в юридических делах имеет в значительной степени искусственный характер. Философские категории, выработанные в отношении теоретического познания, не всегда можно непосредственно распространять на частные случаи человеческой деятельности. С этой точки зрения, как отмечено в литературе, применение категорий абсолютной и относительной истин к результатам судебного познания, как и к частным результатам любого рода познания вообще, не оправдано .

С практической же стороны существенное значение имеет обоснование того, что истина по юридическим делам объективна,

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.327

что она правильно, объективно верно отражает действительность, т.е. является полной и действительной истиной по делу .

Прав Ю.К. Осипов в том, что в вопросе о характере истины в судебном процессе практически важно не то, является ли она абсолютной или относительной (такая постановка вопроса в данном случае практически вряд ли уместна), а то, что она является объективной истиной, т.е. представляет собой соответствие выводов суда, содержащихся в приговоре или решении, действительности .

Юридическое дело.

Для характеристики правоприменительной деятельности в отношении конкретного фрагмента действительности на практике и в советском законодательстве выработано особое понятие юридическое дело.

В соответствии с этим правоприменительная деятельность рассматривается обычно в качестве ведения юридического дела (производства по делу).

Юридическое дело – это жизненный случай, в отношении которого осуществляются правоприменительные действия, т.е. жизненная ситуация, которая не только нуждается в юридическом рассмотрении и, следовательно, уже получила оценку как юридическая, но и фактически стала предметом юридических действий со стороны правоприменительного органа. Под юридическим делом понимается также совокупность документов, фиксирующих факты и действия данного случая.

Как правило, при признании того или иного случая юридическим делом осуществляется его отраслевая привязка, т.е. решается вопрос об отраслевой принадлежности данного случая. Поэтому указание на юридическое дело обычно сопровождается упоминанием о соответствующей материальной отрасли права (законодательства) -уголовное дело, земельное дело, гражданское дело и т.д.

Алексеев С.С. Общая теория права: В 2-х т, Т. 2. – М.: «Юридическая литература», 1981. С.328

Глобальной задачей сообщества юристов является торжество справедливости в отношениях между индивидами, организациями и остальными субъектами социальной жизни. Выполнение этой задачи требует решения множества технологических проблем (законы, институты, деятельность судов и т. п.). Эти проблемы и являются первым вектором, направляющим юридическое познание. Второй вектор - сама справедливость. Но ее постижением юристы занимаются совместно с представителями других «специальностей». Глобальной задачей сообщества юристов является торжество справедливости (философов, моралистов, политиков, религиозных и общественных деятелей).

Под юридическим познанием следует понимать несколько различных видов познавательной деятельности, осуществляемых сообществом юристов (при косвенном участии всего социума) как в теории, так и на практике. Теоретическое познание - это прежде всего разработка категорий и понятий юриспруденции, их согласование и построение системы юридического знания. К теоретическому познанию следует отнести также нормотворчество, ибо оно не только опирается на базовые ценности, но и вынуждено обеспечивать их адекватное воплощение в законах и подзаконных актах. Третий вид юридического познания - расследование единичных случаев правонарушений в целях устранения их последствий (восстановления справедливости). И наконец, четвертый вид - сопоставление нормы с фактом (юридическая квалификация):

• - разработка теоретических основ;
• - нормотворчество (изменение правового поля и социальной реальности);
• - расследование (дознание);
• - соединение нормы и факта (квалификация).

В современной эпистемологии получили распространение три теории истины: теория корреспонденции, теория когеренции и коммуникативно-прагматическая теория. Каждая из них имеет глубокие корни в истории философии. Особенность современной ситуации состоит в том, что лишь сегодня сформировались условия для их мирного сосуществования. Во многом это обусловлено лингвистическим поворотом, позволившим применять принципы лингвистической дополнительности и лингвистической относительности.

Теория корреспонденции (или теория соответствия) утверждает: знание о предмете тогда является истинным, когда оно соответствует самому предмету. Теория когеренции (или теория взаимосогласованности) определяет истинное знание как знание, включенное в непротиворечивую систему знаний и согласованное с другими ее элементами. Коммуникативно-прагматическая теория считает истинным любое знание, которое позволяет объяснять происходящее, прогнозировать будущее и эффективно использовать прогнозы в своих действиях.

В классической философии господствовало убеждение, что из нескольких теорий истины обязательно следует выбрать одну, отказавшись при этом от остальных. Платоновское и аристотелевское понимание истины, восходящее к учению Сократа, является прототипом двух первых теорий истины. У Аристотеля истина определяется как соответствие вещи и мысли, а то, что отдельные истинные мысли не могут противоречить друг другу, казалось само собой разумеющимся. Главные оппоненты вышеназванных философов - софисты, утверждая что истин много и что истинно то, что полезно человеку, фактически предвосхищали коммуникативно-прагматическую теорию. Позднее первых назвали фундаменталистами (или догматиками), а вторых - релятивистами (или скептиками). Средний вариант, примиряющий крайности за счет процессуального представления истины, широко представлен в философских доктринах последних двух столетий (от диалектики Г. Гегеля до фаллибилизма К. Поппера). Здесь истина понимается не как состояние или окончательная оценка знания, а как постепенное восхождение от менее совершенного к более совершенному представлению о предмете познания, причем абсолютное совершенство считается недостижимым.

Аргументы:

• 1) против теории корреспонденции сводятся к тому, что соответствие, не основанное на действительном подобии является только конвенциональным, но как можно уподоблять такие разнородные феномены, как, например, мысль и вещь или мысль и действие;
• 2) против теории когеренции состоят в том, что взаимосогласованная система знания может на уровне отдельных элементов плохо соотноситься с соответствующими фрагментами реальности; это происходит тогда, когда логика взаимосогласования знания подавляет логику его адекватности («Тем хуже для фактов»);
• 3) против прагматической теории истины заключаются в том, что истина отождествляется с полезными заблуждениями, которые могут в любой момент перестать быть полезными (в отличие от истины).