Сотрудники фсб фальсифицировали уголовные дела. ФСБ чем занимается? Федеральная служба безопасности Российской Федерации: полномочия Борьба с терроризмом и преступностью

" СКР Михаила Максименко 13 марта гособвинение закончило представлять доказательства, напоследок озвучив результаты длившейся год негласной слежки ФСБ, которые удивили подсудимого.

Заседание началось с оглашения ходатайств защиты, одно из которых касалось главы ГСУ СКР по Москве Александра Дрыманова. В частности, адвокат Андрей Гривцов просил направить судебный запрос в центральный аппарат СКР, чтобы выяснить процессуальный статус генерала. Адвокатский запрос, по его словам, там проигнорировали. Адвокат напомнил, что в обвинительном заключении Дрыманов как в $500 000 за освобождение из-под стражи криминального авторитета Андрея Кочуйкова (Итальянца).

Сведения о процессуальной проверке по данным материалам имеют существенное значение, - заявил Гривцов, увязав решение об отказе в возбуждении уголовного дела по Дрыманову с невиновностью Максименко, поскольку в этом случае уголовное преследование подсудимого не может быть продолжено на законных основаниях.

Также защита ходатайствовала о запросе в СКР сведений о больничных, отпусках и служебных командировках и истребовании личного дела своего подзащитного. Последнее, по мнению адвоката Александра Вершинина, содержит сведения о поощрениях, боевых заслугах и ранениях, которых нет в материалах уголовного дела (Максименко участвовал в КТО в Чечне, а также получил контузию в 2009 году во время взрыва на месте крушения "Невского экспресса", сопровождая Александра Бастрыкина).

Судья Олег Музыченко удовлетворил ходатайство частично, согласившись с позицией гособвинения, не возражающего истребовать личное дело "для исследования в судебном заседании". Прокуроры напомнили, что Дрыманов имеет статус свидетеля в данном процессе, и действия генерала не являются предметом доказывания. А судья Музыченко, в свою очередь, отметил, что "хотя Дрыманов и упоминается в обвинительном заключении, решение о виновности Максименко можно принять на основании имеющихся материалов".

После этого представители гособвинения объявили, что намерены закончить исследование письменных материалов 29-томного уголовного дела. Прокурор Игорь Потапов больше получаса потратил на монотонное оглашение детализации телефонных соединений по двум эпизодам. Заметное оживление прошло по рядам публики и в "аквариуме", где откровенно скучал Максименко, когда за дело взялся прокурор Борис Локтионов, быстро добравшийся до послужного списка подсудимого.

Из короткой справки следовало, что дослужившийся до полковника Максименко начал карьеру в милиции в 1994 году и семь лет работал водителем служебных автомобилей. Затем в должности старшего опера оказался в ГУБОП СПб., в 2006 году перебрался в Москву и начал служить в подразделениях собственной безопасности. Сначала опером по особо важным делам в ОСБ ГУ МВД РФ по ЦФО, через год в УСБ СКП референтом отдела физзащиты. Еще через пару лет Максименко возглавил отдел управления физзащиты ГУСБ СКР. А с 2015 года - Главное управление межведомственного взаимодействия и собственной безопасности (ГУМВиСБ).

Уважаемое обвинение слегка исказило мой послужной список, - взял слово с разрешения судьи Максименко, который слушал прокурора с усмешкой. - Вот в связи с этим защита и затребовала мое личное дело.

И скажите, какую часть я исказил, я исправлюсь. Меня это не затруднит! - с вызовом ответил прокурор Локтионов.

Судья Музыченко, чувствуя, что дело может закончиться перепалкой, прервал дискуссию. И заодно напомнил подсудимому, что ранее тот отказался давать какие-либо показания до оглашения всех материалов дела.

После этого прокурор Локтионов, демонстративно шумно листая страницы, перешел к зачитыванию отдельных пунктов положения о ГУМВиСБ - явно давая понять, что это был самый "могущественный" главк в СКР. Постановления о разрешении проведения оперативных мероприятий в отношении подсудимого прокурор зачитывал голосом диктора Всесоюзного радио.

Судья Верховного суда РФ Игорь Крупнов, рассмотрев постановление начальника Управления "М" ФСБ России генерал-лейтенанта Алпатова с ходатайством о разрешении проведения оперативно-разыскных мероприятий в отношении Максименко Михаила Ивановича, установил… - с чувством произносил Локтионов.

Максименко в этот момент почему-то оказался в дальнем углу "аквариума", держась рукой за бок и отвернувшись к стене. Со стороны было непонятно - то ли его поразил спазм боли, то ли приступ смеха. Но потом вернулся на место и стал внимательно слушать гособвинителя.

Из документов следовало, что за служебной квартирой Максименко в Москве сотрудниками ФСБ с конца 2015 года велось негласное аудио-видеонаблюдение, а также прослушивались мобильные телефоны. 17 июня 2016 года судья ВС РФ Анатолий Куменков продлил ОРМ еще на полгода.

По результатам негласного наблюдения в Управлении "М" была составлена и отправлена в следственное управление ФСБ оперативная справка, где, в частности, содержались такие выводы: Максименко за период службы в ГУМВиСБ "неоднократно выполнял за вознаграждение поручения представителей криминального мира", оказывал влияние на руководителей следственных органов и их подчиненных "с целью принятия ими незаконных процессуальных решений".

В ходе тотальной прослушки оперативники выявили, что Максименко неоднократно помогал авторитетному предпринимателю Бадри Шенгелия (в справке тот наряду с теневым губернатором СПб. Владимиром Кумариным значится как лидер "тамбовской" ОПС, занимавшейся рейдерскими захватами в городе). Сотрудникам ФСБ удалось установить, что Максименко фактически помогал "замять" уголовное дело по сомнительной гибели в 2006 году одного из рядовых членов ОПС в Приозерске Ленинградской области. Шенгелию подозревали в причастности, но Максименко неоднократно давал указания не принимать по нему процессуальных решений.

Также в оперативной справке ФСБ содержалась несколько иная версия развития конфликта вокруг кражи часов марки Hublot у Шенгелии и последующего возбуждения уголовного дела за взятку в $50 000. Ранее на суде авторитет , что Максименко заставил его написать заявление, чтобы скомпрометировать руководителя ГСУ СКР по Санкт-Петербургу генерал-лейтенанта Александра Клауса и сместить его с должности.

Согласно справке, именно Максименко получил деликатное поручение от Шенгелии, а не наоборот. Авторитет хотел привлечь к уголовной ответственности замначальника ОРЧ № 5 питерского управления угрозыска Романа Полозаева и его подчиненных "в качестве мести за выявление совершенных им преступлений". Сотрудники ФСБ установили, что Максименко регулярно звонил главе ГСУ СПб. с указаниями возбудить уголовное дело о краже. Была организована проверка, установившая, что часы не похищали, и тогда Клаус отказался исполнять поручения Максименко. После чего по указанию последнего ряд должностных лиц питерского следкома привлекли к дисциплинарной ответственности, материалы проверки истребовали в центральный аппарат ГСУ СКР, все-таки возбудили уголовное дело, которое в дальнейшем было закрыто после Генеральной прокуратуры.

Сам Максименко с большим вниманием выслушал содержание оперативной справки, а на моменте, где упоминались его телефонные звонки генералу Клаусу, удивленно вскинул бровь. Впрочем, о чем именно разговаривали между собой высокопоставленные сотрудники СКР, узнать так и не представилось возможным - материалы дела, содержащие расшифровку прослушек и скрытых аудио-видеозаписей, засекретили. Их частичное исследование в суде прошло в закрытом режиме.

Следующее заседание по делу Михаила Максименко назначено на 15 марта. Свои доказательства начнет представлять сторона защиты. "Будет интересно", - пообещал журналистам адвокат Гривцов, перед тем как удалиться на закрытую часть заседания. Позднее ряд информагентств со ссылкой на неназванные источники сообщил, что на имя главы столичного ГСУ Дрыманова выписана повестка в суд для допроса в качестве свидетеля.

Парламентарии предлагают изменить Уголовно-процессуальный кодекс РФ и дать генпрокурору полномочия изымать у Следственного комитета и МВД их профильные уголовные дела и передавать их для расследования в ФСБ.

Профессиональный юрист, член комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и госстроительству сенатор Алексей Александров, в прошлом работник прокуратуры и адвокатуры, предложил депутатам Госдумы РФ изменить УПК РФ, что позволит расширить полномочия ФСБ РФ.

Если изменения в статьи 148 и 151 будут поддержаны депутатами нижней палаты парламента, то генеральный прокурор РФ и его заместители смогут изымать находящиеся в производстве у следователей СК РФ и МВД РФ уголовные дела или материалы проверки сообщения о преступлении, выявленные сотрудниками ФСБ, и передавать их в Следственное управление ФСБ.

Опрошенные Лайфом эксперты считают, что эта поправка расширит полномочия сотрудников ФСБ, что может привести к их вмешательству в дела Следственного комитета и МВД, что вызовет внутриведомственные конфликты при расследовании. А с другой стороны, это повысит эффективность контроля за расследованием дел в отношении судей и прокуроров и позволит исключить давление на следователей СК или МВД, на которых часто оказывается давление.

Сейчас, согласно 151 статье УПК РФ, следователи органов ФСБ расследуют большинство дел о преступлениях против основ конституционного строя и безопасности государства: о государственной измене (ст. 275 УК РФ), о шпионаже (ст. 276 УК РФ), о посягательстве на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ) или дела о контрабанде (ст. 188 УК РФ), о невозвращении из-за границы средств в иностранной валюте (ст. 193 УК РФ), о терроризме (ст. 205 УК РФ), о захвате заложника (ст. 206 УК РФ).

Теперь полномочия следователей могут расшириться.

Если же поправки сенатора Александрова будут поддержаны депутатами Госдумы РФ, то следователи смогут расследовать уголовные дела о мошенничестве, взятках, злоупотреблении должностным полномочиями, вымогательстве, в оперативной разработке которых принимали участие сотрудники службы, - считает юрист Алим Бишенов.

Кроме того, сенатор Александров предлагает законодательно закрепить, что руководитель следственного органа ФСБ вправе возбуждать уголовные дела по поручению генпрокурора или его заместителей в отношении следователей СКР, руководителей следственных органов, прокуроров, а также адвокатов и судей.

Между тем сам сенатор Александров объясняет необходимостью повысить "эффективность и объективность" предварительного следствия, осуществляемого сейчас следователями СКР в отношении судей, прокуроров и следователей.

По словам адвоката Александра Островского, если бы предлагаемые сенатором Алексеем Александровым поправки в УПК РФ уже действовали, то чекисты расследовали бы уголовные дела, которые сами и разрабатывали. Например, в отношении экс-главы Минэка Алексея Улюкаева, приговорённого 15 декабря Замоскворецким судом Москвы к восьми годам в колонии строгого режима, за получение взятки $2 млн от главы "Роснефти" Игоря Сечина.

Видимо, законодатели считают, что коррупционные дела будут лучше расследовать сотрудники ФСБ РФ, - считает Островский.

Источник Лайфа в ФСБ РФ отмечает, что инициатива сенатора Александрова очень своевременная.

Ведь большинство преступлений чиновников регионального уровня и выше раскрываются не полицией, а ФСБ. А потом уже дело передаётся в Следственный комитет, который и ведёт его до передачи в суд, а работа контрразведки остаётся в тени. Пора уже выйти из тени, - утверждает собеседник Лайфа в ФСБ РФ.

Чекистам не нравится, что все лавры по громким делам достаются следователям Александра Бастрыкина (глава СК РФ). Самые резонансные дела, которые сейчас находятся в производстве СК РФ, начались по материалам, предоставленным ФСБ. Это, например, дела против полицейского-миллиардера Дмитрия Захарченко, против полковника УСБ МВД Юрия Тимченко, задержанного за вымогательство 100 млн рублей в Петербурге у представителей транспортной компании "Деловые линии".

В активах ФСБ было задержание заместителя начальника Главного следственного управления (ГСУ) СК РФ по Москве Дениса Никандрова, который является фигурантом дела о получении взятки в $1 млн от лидера отечественного криминалитета Захария Калашова, известного как Шакро Молодой.

По оперативным материалам ФСБ РФ, в декабре 2017 года в Москве был задержан руководитель "Дирекции капитального ремонта" департамента капитального ремонта Москвы Александр Шукюр за мошенничество при заключении контрактов на выполнения работ с одной из коммерческих фирм.

А расследование уголовного дела было поручено СК РФ, - говорит Лайфу сотрудник спецслужбы.

Как отмечает контрразведчик, для дальнейшего развития успехов в борьбе с коррупцией необходимо усиливать ФСБ дополнительными полномочиями, что и пытается сделать своей инициативой сенатор Алексей Александров.

Между тем юрист Алим Бишенов считает, что инициатива сенатора Алексея Александрова расширяет полномочия сотрудников ФСБ по тем уголовным делам, которые касаются преступлений, выявленных контрразведчиками.

оригинал:
http://www.rusrep.ru/article/2011/06/01/sledstvie
похожие:
http://echo.msk.ru/blog/zlatoalex/1764076-echo/
http://zlatoalex.livejournal.com/101646.html

Откровения рядовых следователей и прокуроров о коррупции в силовых структурах, реформе уголовного законодательства и войне между их начальниками

Эти интервью «РР» взял, готовя статью «Контора пашет», посвященную войне между Генпрокуратурой и Следственным комитетом России. Часть откровений рядовых сотрудников силовых структур вышла в бумажной версии журнала, но многое осталось за ее рамками. Полные версии интервью позволяют понять условия работы рядовых следователей и прокуроров, когда ведомства находятся в состоянии войны. Из этих же интервью становится понятно, почему эффективность работы наших правоохранительных органов далека от идеала.

Прокурор: «ФСБ и следователи плюют на прокуроров, откровенно говоря»

«Война» со Следственным комитетом

Какие отношения между следствием и прокуратурой сейчас на уровне рядовых сотрудников?

Следствие пользуется своими новыми полномочиями. И еще в наркоконтроле следствие очень хвост подняло. Например, им говорю: «Злодея привлеките», а они отвечают: не будем привлекать, там, говорят, возможен оправдательный приговор. Рычаги воздействия на них в таких случаях есть, но мало.

Есть формальные механизмы – представления, требования. Но они крайне малоэффективны. Но осталось еще одно внезаконное средство – это статистика. Совместными приказами мы подписываем так называемые карточки, на которых выявленное и раскрытое преступление. На содержании этих карточек подпись ставит прокурор. Какие карточки я подпишу, сколько я их подпишу, и что будет в этих карточках написано – это единственный эффективный рычаг воздействия на правоохранительные органы в руках прокурора. Они очень боятся всяких показателей – раскрываемость, реабилитация и т.д. И сильно от этого зависят.

Кто вообще зависит от прокуратуры?

Больше всего зависит милиция, чуть меньше наркоконтроль, очень мало зависит Следственный комитет, и почти нет – ФСБ. Зато у ФСБ множество рычагов воздействия на прокурора. Например, в выдаче секретных допусков к секретным делам мы зависим от фээсбэшников. И это для них хороший рычаг воздействия на прокурора. Теперь фээсбэшники могут следствию просто команду дать – возбудить такое-то дело. Раньше такое было невозможно. Вот дело Сторчака возбудили по команде из ФСБ. А там ведь изначально состава-то практически не было. И это была одна из истинных целей, зачем следствие на самом деле вывели из прокуратуры – чтобы оно было подконтрольно другим силам. А кто может взять под контроль следствие? Только ФСБ.

Поэтому прокурор с опытом, который знает, где есть рычаги воздействия, еще держится. А если молодой прокурор назначается, он в очень незавидной ситуации. Если у него нет авторитета и хватки, то он бумажный тигр. Следственный комитет и фээсбэшники плюют на него, откровенно говоря. Этих молодых-то все больше и больше, а эффективность работы прокурора все меньше и меньше. И скоро действительно можно будет сказать: а на хрена вообще нужна прокуратура?

Итоги реформы?

Единую цепочку уголовного преследования разорвали пополам. Система функционирует просто потому, что все эти благоглупости пока еще не воспринимаются всерьез. Прокуратура еще считает, что какие-то дела все-таки надо подписывать и направлять в суд. Дел в суд уходит все меньше, преступности меньше не становится. Сроки расследования дел становятся длиннее. Нагрузка на следователей больше, серьезных дел меньше.

При этом реформаторы все время ссылаются на иностранный опыт. Но если взять американский опыт, там как раз по-другому все сделано: у них генеральный прокурор является руководителем ФБР. Такое ощущение, что эти реформаторы на самом деле все из сериалов берут.

В разделении следствия и прокуратуры есть практический смысл?

Уголовное дело возбуждается и расследуется только при условии, что прокурор в суде сможет все это защитить. В отрыве от гособвинителя и от представления доказательств в суде расследование невозможно – это антиконституционно. То есть это разделение противоречит нашей Конституции. А сейчас у нас разные громкие дела шумно пиарятся, а потом остаются без адекватного приговора. Единственное дело, по которому Следственный комитет смог получить приговор, - дело Довгия. Но он 15 лет был правой рукой Бастрыкина. То есть, он свою правую руку осудил, - ну, молодец.

Дело Сторчака вообще прекратили после того, как прокуратура три раза отказалась дело направлять в суд, потому что состава там вообще никакого нет. Про Бульбова говорили, что он масштабный коррупционер. В итоге осталась, грубо говоря, «кража мешка картошки». Все остальные дела точно так же провалились. Потому что следствие работало не на гособвинителя, а сами на себя, на свое руководство. Цель этого руководства была пропиариться и показать свою значимость и нужность руководству страны.

Сотрудничество со следствием какое-то есть?

Раньше когда расследовалось дело, следователи каждые две недели заглядывали к нам и показывали, что и как движется. А теперь они вообще не считают нужным советоваться с прокурором. Потом приходят, складывают семь томов и говорит: у тебя десять дней, подписывай в суд. Прокурор видит, что там ничего не сходится и заворачивает дело – он с этим в суд не готов идти. Так что у следователя очень большой соблазн говорить о коррупционности прокуроров. Мол, дело в суд не пошло не потому, что я плохо сработал, а потому что прокурор заинтересован. И этот конфликт подмосковный закономерен, и такие конфликты будут и дальше. И система будет бороться сама с собой, вместо того чтобы бороться с преступностью. В Казахстане то же самое было – тоже создали Следственный комитет, вывели следствие из прокуратуры. Три года поваландались с этим вопросом, и все вернули обратно.

Насколько я понимаю, реформа была сделана, для того чтобы не сращивалось слишком много власти?

Вспомните дело «Мабетекса» – оно тогда напугало всю правящую верхушку. Тогда генеральный прокурор инициировал уголовное дело в отношении президентской семьи. И там сигналы ему посылались, что не надо это дело расследовать, а он все равно расследовал.

И после этого была вонючая история с этими проститутками. Замечу, кто эту историю всю сделал, – нынешний премьер-министр. Я думаю, он на этом президентом стал, именно на этой истории, потому что прошел проверку на пригодность. Генеральный прокурор Чайка тоже на этой истории стал нашим генеральным прокурором.

Так вот сейчас дело «Мабетекса» невозможно в принципе. Независимая прокуратура, которая имеет собственное следствие, – это ужас, летящий на крыльях ночи для некоторых людей наверху. Одна из целей нынешней реформы: чтобы больше такого не повторилось никогда.

Суд; Репрессивный механизм

Можно ли сказать, что правоохранительная система неэффективна?

В 1961 году была принят новый УПК, прокурорский надзор был введен в полном объеме. Это было сделано с целью создать организационные предпосылки невозможности повторения 1937 года. Потому что в 1934-м после убийства Кирова была создана система, где стороны не участвовали, то есть созданы организационные предпосылки для репрессий. Сейчас у нас под флагом борьбы с коррупцией то же самое делают – устраняют организационные предпосылки, прокурорский надзор уменьшают. Это ослабляет защищенность граждан.

Скорее всего, это сиюминутные корыстные вещи. Но ситуация опасна тем, что демонтируются предохранительные механизмы, которые в 1960-е годы специально были введены. Например, раньше прокурор давал санкцию на арест, а теперь должен давать суд. Казалось бы, суд – это демократичнее. Но что на самом деле получается? Прокурор, выдавая санкцию на арест, прекрасно понимал, что с этим делом ему нужно будет идти в суд, и он думал о том, сможет ли потом в суде получить обвинительный приговор. И если видел, что по доказательствам это не вытанцовывается, он никогда не арестовывал. Тем более, в те времена жестко спрашивали. За несколько незаконных арестов, где потом оправдание либо еще что-то, прокурору пинка под зад – ты свободен, все, ты не компетентен.

Сейчас суды в вопросы доказанности при аресте не вникают. Влегкую можно арестовать невиновного человека. Не явился по повестке, прописан в другом субъекте, есть загранпаспорт или бизнес за рубежом – такого человека судьи арестуют с вероятностью в 100%. А ведь достаточно человека под стражей полгода подержать, и весь его бизнес рассыплется либо перейдет в другие руки – и вопрос решен.

Можно ли сказать, что судья играет на стороне прокурора? Ведь часто судья – это ваш бывший коллега, бывший прокурор?

Это не соответствует действительности, мне кажется. Хотя, конечно, мы работаем рядом, общаемся. С днем рождения друг друга поздравляем. Какие-то, может быть, даже праздники можем вместе отметить. Но это совершенно не значит, что судья будет нарушать закон в пользу прокурора.

Сакральность власти

Бастрыкин недавно заявил, что нужно уменьшить количество так называемых неприкасаемых. Вы согласны?

Понимаете, тут нужно помнить об авторитете должности. В советское время дело подмосковных прокуроров было бы расследовано? Были бы собраны материалы, доложено руководству страны, руководство страны приняло бы организационные меры, убрало бы этих людей всех с должности. И после этого без всякой шумихи было бы возбуждено уголовное дело, эти люди потом были бы осуждены. И были бы маленькие сообщения, что такой-то осужден. В наше время происходит так, как у нас сейчас происходит. Например, генерал Бульбов. Очень охотно верю, что он – коррупционер и сволочь. Но его задержание снимали и показывали - он с самолета сходил, его мордой в лужу положили. Мол, боремся с коррупцией, невзирая на лица. Но должна ведь быть сакральность власти – идея, что во власти сидят люди, которые чище и лучше среднего человека в стране. А этого уже нет. А в России без этого нельзя. Потому что как только граждане России видят, что эти люди хуже, чем мы, страна начинает просто расползаться, разваливаться. Поэтому нельзя генерала мордой в лужу класть. Потому что сам-то он, может быть, сволочь, но он при этом носит погоны, которые ему дал государь, а государь не может быть сволочью. Поэтому, уважая погоны, это все должно быть сделано тихо, спокойно.

С прокурорами то же самое: ты в лице этих подмосковных сволочей всех прокуроров унижаешь. Так нельзя делать. Как только люди перестают верить в эффективность, легитимность и нужность властей, в стране зреет негативное настроение, и все может вылиться в 1917 год.

Власть сейчас говорит, мол, у нас все плохо, но мы с этим боремся. А должно быть наоборот. Вот по National Geographic сейчас идет сериал «Полицейские на Аляске». И там показан очень хороший полицейский, который вежливо разговаривает с этими пьяными эвенками. А ведь на деле он наверняка может и пнуть их: когда пьяный брызжет слюной в тебя, то сдержаться ведь невозможно. А они показывают его только в хорошем свете: смотрите, работает, делает дело, которое нам всем нужно и важно.

Независимость следователей

Стали ли следователи независимы?

По-моему, наоборот: сейчас у них начальник следствия занимает ту позицию, которую раньше занимал прокурор, но при этом он является еще и административным начальником, то есть, тем начальником, от которого зависит судьба подчиненных и служебное положение. То есть, он одновременно и процессуальный начальник, и административный начальник. Соответственно сейчас милицейские следователи и следователи фактически по статусу делопроизводители, то есть, самостоятельно ничего не решают.

Статистика

А показатели статистики стали более важными после реформы?

Когда следователи находились в системе прокуратуры, над ними статистика практически не довлела. Мы тупо не делали показатели. А сейчас Следственный комитет просто «на палке» работает, причем – палки жмут любой ценой. Сейчас очень модно сравнивать показатели с аналогичным периодом прошлого года. Это милицейщина. Первые этим стали заниматься милиционеры еще с советских времен – раскрываемость преступлений должна была расти. Это погоня за показателями любой ценой. Заявление о преступлении, где не видно перспективы с точки зрения привлечения «палки», должно футболиться. Возбуждение дела без фигуранта – тоже плохо, потому что оно будет потом не раскрыто, и оно раскрываемость вниз потянет.

Воздействие на подсудимых

Вы занимаетесь надзором над оперативниками: каков масштаб методов незаконного давления? Грубо говоря, много бьют?

На самом деле для нормального опера никакой необходимости заниматься мордобоем нет. Но у милиции ситуация с кадрами намного хуже, чем у нас. У них ниже зарплаты, у них ниже общественное признание того, чем они занимаются. И у них много молодых сотрудников, которым предъявляют конкретные претензии насчет раскрываемости преступлений. А он молодой, он еще ничего не знает, не умеет, он не знает, как это делается. От них требуют раскрываемости - людей фактически провоцируют. Путем насилия проще всего это сделать. Но грамотный опер, которому нужно дать раскрываемость, знает, что есть не только насилие, но и другие пути. Существует много категорий злодеев, которые сразу показания дадут, например, наркоманы. Наркомана можно оформить по мелкому, за употребление наркотиков. Он посидит, на второй-третий день можно его брать тепленьким: его начинает ломать. Надо себе представлять это состояние ломки, что это такое – воля подавлена абсолютно. В этот момент его можно спрашивать о любом преступлении – он расскажет и о себе, и о своих товарищах. То есть, здесь можно поднять показатель. Другой путь: бандиты между собой конкурируют – можно у одних информацию на конкурентов черпать. Cпособов некриминальных для опытного оперативника очень много. Например, агенты: у опера со стажем есть такие доверенные лица, которые могут про многих рассказать. Но, к сожалению текучка высокая, молодежь этих инструментов либо не знает, либо не умеет ими пользоваться. Поэтому что остается? Мордобоем заниматься.

Ну, с другой стороны, вы понимаете, бывают такие пьяные мрази - я сам многократно видел – люди абсолютно деградирующие. Человеком его назвать его нельзя. Вот глаза, уши, нос есть, паспорт есть - исходя из этого он человек. Но это настолько деградирующая мразь, вот откровенная мразь, которая никаких эмоций, кроме того, чтобы ему наподдать, не вызывает. При этом эти мрази могут выделываться. И чисто эмоционально я хорошо понимаю, почему оперативники могут ему поддать.

Коррупция

Вам предлагали?

Конечно, предлагали. И вы не представляете, какие метания у человека возникают при такой ситуации, когда жрать хочется.

Вы брали?

Нет, не брал. На самом деле очень тяжело было не брать. Мысли были: если государство так меня содержит и так ценит мой труд, почему же не взять-то? Кому от этого хуже будет? Да никому.

А эта ситуация сейчас изменилась?

Немножко изменилась. Зарплата сейчас повыше. Но проблема все равно остается, так или иначе. Может, не так остро, как было в 1990-х, но люди постоянно пребывают в искушении. Я стал милицейским следователем после службы в армии, в которой вырос до капитана, то есть у меня уже свои собственные какие-то воззрения на жизнь были, устойчивость была достаточно высокая. А если человек после учебного заведения пришел, то… сами понимаете.

Следователь: «Если приходит бизнесмен и приносит материал на своего партнера, я беру»

Коррупция

Когда дело уже попало к следователю, закрыть его почти невозможно. Лучше давать взятку тогда, когда материалы до следователя еще не дошли, то есть договариваться с контролирующими органами, которые к тебе пришли (налоговая, например) или с оперативниками. Следователю брать взятки гораздо опаснее – когда все материалы на человека уже есть, следователя легко проверить.

Тут еще вопрос, зачем брать: если так хочется много зарабатывать, иди в адвокаты - заработаешь нормально и не надо рисковать свободой. Но если подразделение такое, что там нет жесткого контроля, то, конечно, ничего кроме морали останавливать человека не будет. Если бы у следователей зарплата была 100 тысяч, если бы туда был строгий конкурс и если бы его не заставляли заниматься какими-то лишними вещами, можно было бы говорить о страхе потерять такую работу, а так или мораль – или контроль начальства.

Чаще всего берут, когда ситуация пограничная: например, если видят, что уголовное дело точно не получится, материала недостаточно. Но сама вероятность уголовного преследования человека, конечно, пугает, а поскольку люди не очень хорошо в этом разбираются, то понять, что дело все равно не будет возбуждено, они не могут. И предпочитают заплатить от греха подальше. Получается, что и решение принято законное – дело не возбудили, и с человека денег получили.

Или, например, изъяли у предпринимателя при обыске компьютеры, документацию какую-то. Разумеется, он хочет поскорей получить их назад, а не ждать, пока разберутся в законные сроки. Ему легче заплатить денег, чтобы разобрались быстро. Опять-таки все по закону.

Отчетность

Отчетность - это очень важно. Главный показатель - сколько дел направлено в суд. Отрицательные показатели – это например, приостановленное или прекращенное дело.

Все предпочитают заниматься тем, что легко раскрывается, где много доказательств и можно все быстро сделать. Например, если у тебя 2% прекращенных, 2% приостановленных, а 94% направлено в суд, никто не смотрит, что, например, 90% из всех дел - легкие, а приостановленные как раз сложные – ты все равно молодец.

В милиции отчетность идет по эпизодам, а не по уголовным делам, как у нас. А эпизоды – это как бы отдельные преступления в рамках одного дела. Так вот, там доходит до смешного. Чтобы было побольше эпизодов, им часто приходится дробить преступления до бесконечности. Например, кто-то совершил хищение на 200 тысяч рублей. Они разбили его на 150 эпизодов, как будто крали каждый раз по чуть-чуть. Следователю это все равно, обвиняемому, скорее всего, тоже больше из-за этого не дадут, а оперативникам удобно – зафиксировали 150 эпизодов вместо одного.

Милиция – еще не самый плохой случай, у них хотя бы считаются раскрытые эпизоды, а вот в управлении по налоговыми и экономическим преступлением, по слухам, отчетность идет по выявленным преступлениям. То есть, им нужно просто поставить на учет как можно больше преступлений. А это следователю совсем не выгодно. Они выявили и довольны, а следователю это расследовать. Когда считается по раскрываемости, то оперативники хотят, чтобы дело дошло до суда и как-то помогают, а тут нет.

Милицейская отчетность и взятки

Раскрывает преступление следователь, но по итогам своей работы он должен свои эпизоды «записать» на каких-то конкретных оперативников, которые с ним работали. И это, конечно, предмет торговли. Оперативники могут и денег заплатить следователю. Распространенная практика: у какого-то отдела милиции плохие показатели, они приходят к следователю, у которого крупное дело и говорят: ты сейчас сдаешь дело, у тебя целых 500 эпизодов. Ну 200 ты поставишь тем, кто реально на тебя работал, но у тебя же останется еще 300… В результате следователь получает деньги, оперативники свои «баллы», никто не страдает. А деньги на это у милиционеров, кстати, не обязательно от коррупции, они могут, например, охранниками подрабатывать.

Экономические преступления – медведевские реформы

Да, теперь за экономическое преступление человека под следствием нельзя посадить без наличия специальных аргументов. Это неудобно, мы часто этим пользовались: отправляешь человека в тюрьму – и он тебе все рассказывает. В этом не было ничего плохого, рассказывал-то он правду. У нас часто просто нет других способов выяснения обстоятельств по экономическим преступлениям.

Конечно, лучше было бы, если бы можно было посадить его под домашний арест, но у нас это существует только формально, а в реальности если я попрошу домашний арест, на меня наедет вся правоохранительная система этого региона – «Как мы это будем делать? Кто будет за ним смотреть, кто будет его содержать?»

«Бизнес-заказы»

Если ко мне приходит бизнесмен и приносит материал на своего партнера, я беру, если там речь идет действительно о преступлении. А что в этом такого? Преступление есть, значит надо работать. Так даже удобнее, потому что вообще экономические дела очень сложные, а тут сторона, которая тебе это заказала, сделает все, чтобы дело ушло в суд, а значит, следователю предоставят специалистов (формально их и так можно получить, но очереди большие, а сроки, как известно, затягивать нельзя), отвезут куда надо. Это следователя ни к чему не обязывает, если он готов работать по принципу – если заказчик потом попадется сам, привлечем и его.

Тут проблема в том, что по экономическим преступлениям следователю противостоят хорошо обученные адвокаты, бухгалтеры, решение арбитража имеет преюдицию. В общем, без квалифицированной помощи работать сложно.

У нас на самом деле с экономическими преступлениями не борются, потому что это никому не нужно. Государству - в первую очередь, и оно никаких ресурсов не дает. И у заказных дел гораздо больше шансов быть раскрытыми, потому что следователь со своим оппонентом на равных.

«Навеска» на наркоманов

С ними обычно как работают: задерживают в состоянии наркотического опьянения, сажают за это по административке, по статье 6.9 – дают 10 суток ареста. У них начинается ломка, и через 5 суток он тебе расскажет все, что угодно. Хотя, конечно, следователь будет относиться к этому со скептицизмом – мало ли что он может в таком состоянии порассказать. Часто проверяют показания и если понятно, что наврал – не привлекают.

Если, например, украли у что-то, берут наркомана, сажают по административке, допустим доказательств нет, но если у него есть деньги, то можно договориться, чтобы он просто заплатил и ментам, и потерпевшему, и все будут довольны: он не сел, все получили денег, нераскрытых дел у следователя нет. Бывает, что родственники наркомана сами идут напрямую к потерпевшему, платят ему, и он забирает свое заявление.

Бывает, конечно, в каких-то отделах милиции, что людей бьют, заставляют в чем-то признаваться, обычно это конкретные отделы, у которых уже такая слава.

Вообще бить необязательно. Например, сидит человек на допросе на табуретке без спинки, прислоняться ему не разрешаешь, вот попробуй посидеть так два часа – ты через 15 минут будешь готов.

Но вообще, с теми, кому нечего рассказать, так не разговаривают. Поэтому невиновным бояться нечего, а если человек правда что-то знает, тогда только хорошо, если он, наконец, заговорит.

Еще удобно, что если, по крайней мере, по двум эпизодам в деле все сходится, есть доказательства, а обвиняемый заодно признался в еще 15 эпизодах, по которым у тебя доказательств нет, можно их тоже ему вменить. Оправдательного приговора уже точно не будет благодаря первым двум, а по остальным 15 даже если признают невиновным, сядет все равно.

Все несовершенства нашей системы нивелируются тем, что суд определяет наказание по справедливости.

Изнасилования

Для следователя лишнее прекращенное дело – это плохо. И тут извечная головная боль с изнасилованиями. Бывают настоящие изнасилования - в подворотне догнали-повалили. Но обычно больше половины изнасилований – это познакомились на дискотеке, выпили, поехали к нему – «там он, зараза, меня и изнасиловал». Спрашиваешь обвиняемого, а он говорит – все хорошо было, мы потом еще встречались несколько раз. И часто девушка действительно потом передумает, заберет заявление и скажет, что все было по согласию. Следователи очень на это злятся. Значит, дело надо прекращать, а это отрицательный показатель, а если к тому же прекращено из-за отсутствия состава преступления, так это вообще кошмар. А если следователь к этому времени еще и этого «насильника» задержать успел? В общем, у нас очень не любят брать заявления по изнасилованиям. Но если женщина твердо стоит на своих показаниях до конца, любого мужика осудят.

Суд присяжных

У всей правоохранительной системы отношение к суду присяжных резко отрицательное. Вообще это же американская история, у них другой подход к правосудию: у них все настроено на то, что результат судебного процесса должен быть понятен простому человеку и решения принимаются исходя из этого. Поэтому в Америке все так довольны правосудием. А я считаю, что право - это не такая сфера, в которой должен понимать простой обыватель. Ведь так же можно собрать 10 человек с улицы, описать им клиническую картину больного, пусть они решают, делать операцию или нет. Право - это профессиональная область деятельности.

Суд присяжных – это шоу. Адвокат может им и спеть, и сплясать, чтобы расположить к себе, а прокурор, представляющий обвинение, так не может. Во-первых, он в форме, а это у нас в стране в основном всех отталкивает. Во-вторых, он скован тем, что вообще должен вести себя в предписанных рамках.

Если судят банду, их дружки приходят в суд посмотреть. Они могут потом подойти к этим присяжным и их запугать, у нас ведь нет защиты свидетелей. У нас даже когда люди на улице были свидетелями преступления, они отказываются выступать свидетелями - боятся. Да что там - не только свидетели, даже сами правоохранительные органы никак не защищены, что уж говорить о присяжных.

Оправдательные приговоры

Оправдательный приговор у нас – это ЧП, их быть не должно. То есть, следователь со своей стороны, а прокурор со своей должны довести дело до такого уровня, чтобы обеспечить обвинительный приговор, иначе всем достанется.

Но в последнее время приходится не только стараться, чтобы обвинительный приговор обязательно был, но еще и если ты человека задержал по обвинению, нужно чтобы это обвинение обязательно реализовалось. А это уже вообще неудобно – то есть, посадить во время следствия невиновного теперь целое дело, а это часто бывает нужно.

Например, приезжаешь на труп. В квартире помимо трупа куча пьяных – понятно, что все они подозреваемые. Раньше мы не колеблясь в таких случаях сажали всех, они давали показания и мы на основании этих показаний работали дальше: или оказывался кто-то из них, остальных тогда отпускали, или вообще кто-то еще, который перед нашим приездом на место сбежал, тогда отпускали этих пятерых, ловили его. В таких ситуациях всегда надо хотя бы несколько дней, чтобы разобраться, и если речь идет об убийстве, то это просто логично, что все подозреваемые должны быть в это время изолированы от общества, друг от друга и от свидетелей. Теперь нас за такое наказывают.

Все это не дает нормально работать: получается оправдание (если привлекли невиновного) – ЧП, реабилитация (задержали-арестовали, потом установили на стадии следствия, что он не причастен) - тоже ЧП.

Получается, если ты невиновного отпускаешь на любой стадии, тебя наказывают. Это же абсурд! Это ведь элемент работы – кто убил и как было совершено преступление, знает сначала только преступник. С нашей стороны есть несколько версий и любая из них может потом оказаться верной. И это нормально, когда следователь может использовать законные способы: задержать лицо, застигнутое на месте преступления, или на котором нашли кровь (ведь пройдет время прежде чем станет известно, кому она принадлежит), изолировать его и проверять. В нормальном случае должно быть так – если интересы государства и общества это требуют (а в случае с тяжкими преступлениями это обычно именно так), то подобные меры следователем как представителем государства должны быть применены. И он должен максимально быстро выяснить, что именно произошло. Если человек невиновен, он должен быть отпущен и должен получить компенсацию от государства за то, что в интересах общества пострадал. Но если при этом следователь соблюдал все требования закона и основания подозревать человека были, то почему он должен быть за это наказан? Из-за этого доходит до того, что подозреваемого в убийстве, когда мало доказательств, скорее оставят на свободе, опасаясь наказания в случае, если биологическая экспертиза покажет, что это не его следы. А через неделю-две он совершит еще одно убийство. А что хуже – две недели задержания невиновного человека или новое убийство?

Игорный бизнес

Я не понимаю, зачем его запретили, кому он мешал? Можно было сделать жестче требования, выше налоги. А в результате получилось, что в тех регионах, где с ним реально борются, там просто весь этот бизнес перешел в интернет, сервер у них или в другом городе, или вообще не в России, поймать невозможно. А в тех регионах, где не особенно борются, бизнесмены или просто откупаются, или договариваются как-то. Например, если человек имеет 10 игровых точек, он договаривается с прокуратурой, что сдаст одну. Все довольны: и он не потерял дело, и прокурор может отчитаться о раскрытом игорном бизнесе.

Следствие против Генпрокуратуры

Все зависит от личных отношений. Есть регионы, где прокуратура с СКП стали настоящими врагами – прямо как с МВД. И это, конечно, очень осложняет работу. Потому что прокурор читает дело и решает, пойдет он с ним в суд или нет. Он может развернуть дело для дополнительного расследования. Cледователь не может все сделать идеально, это просто невозможно, а значит если хотеть придраться, можно всегда найти к чему. Если хорошие отношения, то правило такое: доказательств должно быть достаточно, чтобы осудить человека, а соблюдение всех формальностей - необязательно. Например, если человек обвиняется в краже, то достаточно трех справок - о судимости, о том, состоит ли он на учете у психиатра, и иногда еще характеристики с места жительства. Всю историю жизни выяснять в обвинении по краже ты не будешь. Но формально на этом основании дело можно завернуть. Так что если начальники прокуратуры и СКП в районе ссорятся, то прокурорам дается указание «по пять дел у каждого следователя завернуть» - а это сразу опускает все следственное управление по этому субъекту в общем рейтинге.

Дела на прокуроров

Да и раньше привлекали прокуроров, просто это делалось гораздо тише – никому не надо было на этом пиариться. Но решение о том, пойдет ли дело в суд и сейчас, и раньше все равно принимает прокурор, так что следователь может его завести, а они его закроют. Просто теперь, когда возбуждается дело на прокурора, всегда возникает вопрос, а было ли на самом деле преступление и не скрывается ли за заведением дела борьба.

Стало больше бумажной работы и больше надзирающих звеньев. Например, в регионе в среднем 100 следователей, за ними раньше смотрел один прокурор в каждом районе и это не был каждодневный контроль. И были отделы в прокуратурах численностью от 10 до 20 человек, которые смотрели за всем следствием (и прокурорским, и милицейским, и госнарконтроля). Следователь чувствовал ответственность за свою работу, должен был думать, быть самостоятельным. А теперь в каждом регионе за этими 100 следователями наблюдают до 70 человек. Из-за огромного количества надзирающих следователь перестает сам думать, начинает по каждому вопросу ходить-спрашивать. Теперь он просто выполняет указания.

Следственный комитет и МВД

В МВД тоже существуют свои следователи. Статьи уголовного кодекса поделены – какие-то дела расследуем мы, какие-то – следователи МВД. Ну и в том случае, когда дело расследует СКП, все равно всю предварительную работу делают опера из МВД. Проблема в том, что у ментов зарплата примерно в два раза ниже, чем у следователей, и это сказывается.

Если в МВД попадается хороший следователь, то он, конечно, постарается как можно скорее перейти на работу в СКП. Проблема только в том, что существует негласный запрет на то, чтобы брать работать людей из милиции. Все равно, конечно, берут. Но вообще многие предпочитают даже только что закончившего студента взять и самому его всему научить, чем переучивать человека из милиции.

Существующая правоохранительная система готова к тому, что стать репрессивным аппаратом?

Да, абсолютно. То есть, может, отдельные люди и откажутся выполнять какие-то указания, но вообще им не до этого. Если следователь знает, что определенный состав преступления хорошо уходит в суд, то он будет штамповать такие дела – все вопрос судебной практики. У нас и сейчас одно и то же преступление может «прокатить» в одном регионе, и не «прокатить» в другом - в том числе зависит и от политической воли. Например, губернатор велел с чем-нибудь разобраться - и определенные дела стали легко уходить в суд. Это вопрос договоренности.

Преступления на национальной почве

Большая часть преступности в России – бытовая. Следователь может в своей работе вообще никогда с преступлениями на национальной почве не столкнуться. Преступления иностранцев и против иностранцев не имеют сильного распространения за исключением отдельных регионов.

Главная проблема – это отсутствие какой бы то ни было миграционной политики у государства, а специально обусловленной национальной преступности у нас нет. Просто преступления мигрантов а) получают большую огласку и б) их иногда сложнее расследовать, так как нужен переводчик и пр.

Зачем вообще люди идут работать следователями

Идут те, кто хочет в будущем стать адвокатом: сразу его не возьмут, а с двумя-тремя годами работы в правоохранительной структуре – запросто.

Зная систему изнутри, ты будешь успешным адвокатом. Еще для кого-то это решение проблем с армией.

Но вообще достаточно много еще романтически настроенных людей, которые хотят бороться с преступностью, раскрывать убийства и прочее. Раньше этот запал заканчивался года через 3-4, теперь через год-полтора.

Еще тебе повезло, если ты работаешь в регионе, для которого твоя следовательская зарплата в 25-30 тысяч (одинаковая по всей России) является большой. Для Москвы это, конечно, смешно, а вот есть регионы, где средняя зарплата 15 тысяч, а снимать жилье стоит тысяч шесть, какую-то часть арендной платы компенсирует СКП.

Вообще, конечно, если сравнивать с милицией, условия работы у следователей очень приличные. Не только в смысле зарплаты. Тут не надо ходить строем, носить форму, уметь стрелять из пистолета. Так как-то легче.
оригинал.

А уголовные дела в отношении сотрудников центрального аппарата, чей статус закон приравнивает к руководящему звену, в том числе Максименко и Ламонова, должен лично подписывать председатель СКР Бастрыкин, поясняет, в свою очередь, адвокат Эдуард Исецкий. «Законодатель сформулировал такую позицию, чтобы сохранить независимость следователей, чтобы они не опасались, что в отношении них кто-либо сможет возбудить уголовное дело», — поясняет Исецкий.

Правильность этих положений неоднократно подтверждал и Конституционный суд, указывает адвокат. В частности, в постановлении от 12 мая 2012 года по жалобе Каткова КС указал, что эти нормы являются дополнительной гарантией для следователей.

Если при объединении нескольких уголовных дел основным станет дело, которое по формальным причинам будет сочтено неправильно возбужденным, это может стать основанием для прекращения производства всего объединенного дела, говорит адвокат Леонид Альперович. Однако, поскольку основные материалы были добыты еще в ходе доследственной проверки, в рамках оперативных мероприятий, это не помешает возбудить новое дело, продолжить расследование, в ходе которого проверить собранные доказательства, отмечает юрист. Иными словами, полному прекращению производства по делу эти шаги адвокатов вряд ли помогут, резюмирует юрист.

Конфликт спецслужб

Адвокаты обвиняемых могут сослаться и на то, что возбуждавшие это дело офицеры ФСБ имели определенную заинтересованность в том, чтобы под следствием оказались руководители СКР.

В понедельник​​ Никандров направил Бастрыкину. В нем он настаивал, что все уголовное дело — результат конфликта между спецслужбами — службой безопасности СКР и отдела «М» ФСБ. Суть этого конфликта в письме не раскрывается.

Генерал СКР просит забрать расследование дела в Следственный комитет и убеждал своего начальника, что «следствие в СУ ФСБ не будет объективным».

«Наше дело является следствием конфликта отдельных представителей управления «М» ФСБ и УСБ КС», — пишет Никандров. Причиной, по мнению генерала, стало то, что руководитель управления службы безопасности Максименко «не шел на поводу при назначениях в органы СК».

«Я считаю, что дело должен расследовать Следственный комитет. Вы разберитесь, и если мы виноваты — покарайте», — написал начальнику Никандров.

Оперативно получить комментарии от СКР и ФСБ не удалось.

Дело Шакро и роль генералов

Никандров, Ламонов и Максименко были арестованы судом 19 июля. Всем им инкриминируется получение взятки в особо крупном размере (статья 290 Уголовного кодекса). По данным источника РБК, знакомого с ходом расследования, за деньги руководство СКР обещало изменить меру пресечения близким друзьям авторитетного предпринимателя Захара Калашова (Шакро Молодого) — Андрею Кочуйкову и Эдуарду Романову. Они были задержаны в декабре 2015 года после разборок около кафе Elements на Рочдельской улице. Сейчас им предъявлено обвинение в вымогательстве 8 млн руб. у хозяйки заведения Жанны Ким.

В июле в рамках этого дела был арестован авторитетный предприниматель Захар Калашов (Шакро Молодой), от имени которого якобы действовали Кочуйков и Романов.​

Почти все фигуранты этих дел, в том числе и высокопоставленные следователи, отрицают свою вину.

Одну из ключевых ролей в деле Шакро ФСБ отводит Максименко, РБК собеседник, близкий к руководству спецслужбы, и подтвердил сотрудник правоохранительных органов. По их сведениям, соратники Шакро договаривались именно с ним. А уже Максименко передавал указания Никандрову через своего зама Ламонова.

Максименко — один из наиболее влиятельных сотрудников СКР, утверждали собеседники РБК. О том, что Максименко — правая рука председателя СКР Александра Бастрыкина, писал Forbes. После создания Следственного комитета он возглавил управление физической защиты, а затем перешел на пост руководителя УМВиСБ.

Хотя Максименко как глава управления был ниже по своему статусу, чем заместители Бастрыкина, но благодаря хорошим отношениям с председателем СКР он обладал значительным влиянием в ведомстве, собеседник РБК, близкий к руководству ФСБ.