"Снежная Королева", Герда и Кай: характеристика и история образов. Кай в сказке снежная королева образ и характеристика сочинение Внешность кая из снежной королевы


Люблю читать сказки «по сезону». Зимой - с зимними пейзажами, морозцем, бубенцами, тройками, несущимися по снежной дороге вдаль, весной - с распускающейся листвой и омоложением природы, летом с обилием фруктов и цветов, вечерними чаепитиями и комарами, осенью с унылым настроением и одиночеством. Такова моя эмоциональная особенность.

Что касаемо сказок, то лето у меня ассоциируется с такими, как «Аленький цветочек», «Крошечка-Хаврошечка», «Иван-царевич и серый волк», «Хозяйкой медной горы». Весна со «Снегурочкой», «Заюшкиной избушкой», осень со стихами Пушкина, и сказкой Мамина-Сибиряка «Серая шейка», «Гадким утенком». А зима у меня связывается со сказками , и, конечно, со «Снежной королевой». Вот о ней-то я и предлагаю поговорить в этой статье. Почему именно о ней? Зима, плюс я недавно проводила опрос в своей группе «Исцеление эмоциональной травмы» на тему: «Анализ какой сказки вам было бы интересно прочитать?» Что бы вы думали, сказки Х.К. Андерсена среди читателей вышли на первое место! И неудивительно, ведь в СССР это был самый публикуемый писатель из зарубежных. Да и не только в СССР.

Шведский писатель и драматург Август Стриндберг сказал о нем так: «Мы в Швеции говорим просто Андерсен. Без инициалов. Ибо знаем лишь одного Андерсена. Он принадлежит нам и нашим родителям, он наше детство и наша зрелость. Равно как и наша старость».

Гений Андерсена

Все сказки Андерсена имеют печать психопатологии самого автора. Если вы не знали, у него была сложная судьба, а период восхождения к славе отнюдь не был устлан розами.

Ханс Кристиан родился в очень бедной семье. Жили они в такой тесной каморке, что когда раскладывали его деревянную кровать, то пройти было невозможно. Его отец был простым башмачником, мать-прачкой, впоследствии она скончалась в богадельне от белой горячки. Несмотря на низкое происхождение, его отец был артистической натурой — много пел, рассказывал сыну сказки, разыгрывал с ним театральные постановки из собственноручно сделанных кукол. Немудрено, что Ханс Кристиан с самого детства любил фантазировать и очень рано сам стал сочинять стихи, пьесы. За это сверстники высмеивали его: «Вон, бежит сочинитель комедий!» - кричали они. Такая реакция мальчишек до глубины души ранила юного писателя, он был с самого детства очень чувствительным, восприимчивым и крайне суеверным, таким остался и до старости.

Бабушка по материнской линии работала в сумасшедшем доме, где Андерсен мальчишкой проводил очень много времени, слушая больных. В воспоминаниях писателя бабушка является для него поддерживающей фигурой, она очень любила и баловала внука. Его дед был добрым, мастерил интересные фигурки из дерева, продавал их, и при этом все знали, что у него психическое расстройство. «…иногда на него находили приступы буйного веселья. Он украшал цветами и пёстрыми тряпками свою продавленную шляпу и истрёпанный сюртук и, громко распевая что-то бессвязное, бежал по улицам» (Муравьёва, 1959) Злые мальчишки дразнили фантазера Андерсена сумасшедшим и предрекали ему дедовскую судьбу, от этого сравнения Ханс Кристиан сильно страдал! Хотя под конец жизни он написал: «Меня сделали писателем песни отца и речи безумных».

Когда Андерсену было 11, отец умер, это было основательным потрясением в его жизни. Поскольку мать постоянно ходила по стиркам, он оставался дома предоставленным сам себе. В это время он продолжал играть в свой театр, сам шил своим куклам одежды и сочинял, сочинял, сочинял.

В 14 он готовился к конфирмации. По этому поводу ему купили первые кожаные сапоги, которые скрипели при ходьбе, чем Ханс Кристиан очень гордился. До этого он довольствовался деревянными башмаками.

Вроде бы все шло своим чередом, но мечта уехать в Копенгаген и прославиться там, благодаря своему таланту не покидала его. Он постоянно говорил об этом матери. И к этому времени он сумел скопить 13 далеров, которые решил употребить для переезда. Мать очень любила свое дитя, и от большой любви, прочила ему судьбу портного, она совсем не понимала сына и не хотела отпускать его невесть куда. Вот как он сам описывает своё стремление ехать навстречу судьбе в книге « Сказка моей жизни»: «Меня охватило какое-то непостижимое увлечение, я плакал, просил, и мать наконец уступила моим просьбам; прежде чем решиться, она, однако, послала за знахаркой и заставила ее погадать мне на картах и на кофейной гуще.

«Сын твой будет великим человеком! - сказала старуха. - Настанет день, и родной город его Оденсе зажжет в честь его иллюминацию». Услышав это, мать заплакала и больше не противилась моему отъезду.»

Он всегда верил в свою счастливую звезду и твердо знал, что сумеет прославиться. Так и случилось, но это был очень трудный путь от статиста в театре до знаменитого на весь мир Сказочника. В 20 лет он переростком еще учился в гимназии. В 23 ему посчастливилось поступить в университет, и это была несказанная удача для сына башмачника в те времена. Он постоянно что-то пишет — стихи, небольшие пьесы, путевые заметки. Некоторые из них даже печатались в журнале. Только в 30 Андерсен получил признание, и его произведение сыграли в театре, а до той поры сколько ему пришлось нищенствовать, сидеть без куска хлеба, столоваться у знакомых, сколько насмешек и унижений ему пришлось пережить!

Важно отметить, что писал он не ради заработка, а это и была его жизнь.

Какие детали биографии Андерсена отражены в его сказках?

Расскажу вам лишь о нескольких.

Ханс Кристиан обладал нестандартной внешностью. Таким описывают его современники: «неловкий, с большими руками и гигантскими ногами, словно вставленными в костюм, весь этот странный внешний вид вместе с длинным носом и маленькими глазами должен был бросаться в глаза. «Наша иностранная горилла», говорили датчане. Название грубоватое, но верное» (Bomans, 1963) еще «Он был высок, худощав и крайне своеобразен по осанке и движениям. Руки и ноги его были несоразмерно длинны и тонки, кисти рук широки и плоски, а ступни ног таких огромных размеров, что ему, вероятно, никогда не приходилось беспокоиться, что кто-нибудь подменит его калоши. Нос его был так называемой римской формы, но тоже несоразмерно велик и как-то особенно выдавался вперед… Зато очень красив был его высокий открытый лоб и необычайно тонко очерченные губы».

Узнаете сказку? Конечно, это «Гадкий (в оригинале безобразный) утенок», его автобиография. Кто из нас не плакал о сложной судьбе гадкого утенка и не радовался, когда он превратился в прекрасного лебедя?

Еще интересный эпизод. Однажды, мальчишкой, находясь в богадельне, он заслушался прекрасною песнею в исполнении безумной женщины. Он был совсем один. Вдруг сумасшедшая сорвалась с места, выдрала форточку через которую ей передавали еду и стала рваться к нему. Пришедший позже сторож нашел Ханс Кристиана в полуобморочном состоянии на полу, от страха мальчик не мог пошевелиться. И очень долго ощущал на себе прикосновения этой безумной. Впоследствии Андерсен очень боялся женщин, даже остался по его словам, девственником, и мстил им, как мог: во многих своих сказках он умерщвлял их — «Девочка со спичками» , «Русалочка» , рубил им ноги «Красные башмачки» , издевался, заставляя топтаться по крапиве голыми ногами « Дикие лебеди» и т.д.

«Снежная королева» в этом смысле тоже не без интересностей. «Из кухни был ход на чердак; под окном чердака на водосточном желобе, проходившем между нашим и соседним домом, стоял ящик набитый землей, в нем росли лук и петрушка; это был огород моей матери. Он и теперь еще цветет в моей сказке «Снежная королева» Х.К.Андерсен. Дом с палисадником старушки Лето, описанный в сказке, — так и не воплощенная мечта отца писателя.

Да и сам образ Снежной Королевы появился в сказке не просто так. Примерно за год до смерти отца, он показал сыну на заледеневшем окне фигуру женщины, добавив, что это за ним пришла Ледяная Дева. « На третий день вечером отец умер. Тело его оставили лежать в постели, а мы с матерью улеглись на полу. Всю ночь пел сверчок. «Он уж умер! - говорила ему мать. - Нечего тебе звать его, его взяла ледяная дева!» И я понял, что мать хотела этим сказать… и слова ее глубоко запали мне в душу» . Андерсен в своей сказке Ледяную Деву воплотил в Снежную Королеву.

Душные каморки, в которых ему пришлось ютиться, потом живо описывал в своих произведениях.

Андерсен за свою жизнь сочинил 200 сказок! Они переведены на 150 языков. Он очень обижался, когда его называли детским писателем. Да, ведь это и неправда, не для детей он писал. Это истории о жизни, наполненные глубоким смыслом. Сегодня обратимся к одной из них — « Снежной королеве» . У вас есть замечательная возможность прикоснуться к святая святых — тайнам этой сказки, вы узнате, что скрывается за известными строками, вы увидите всю глубину истории, как вижу её я.

Представим, что все события описанные в сказке — происходят внутри личности, где Кай — Анимус, внутренний мужчина с нарциссической травмой, Герда — Анима, незрелая внутренняя женская часть, есть 2 противоположных друг другу состояния Архетипа Великой матери — Снежная королева, негативный аспект и Бабушка — позитивный аспект. Такова внутренняя структура этого человека.

Кривое зеркало, начало всех начал

Начинается сказка с истории о кривом зеркале, которое создал злой тролль. Зеркало не простое, в нем все самое хорошее отражается плохим, а плохое еще худшим. А если осколок попадает в сердце, то такое сердце леденеет, и человек становится бесчувственным. Очень символичное начало, не правда ли?

О чем это из реальной жизни? Об искажении образа себя, мира и об отсутствии базового доверия к миру. Говоря психоаналитическими терминами, ребенок получает раннюю нарциссическую травму. Вот как это происходит: когда ребенок рождается, он не имеет представления ни о себе, ни о мире в целом. Его мир это мать, находящаяся рядом, ведь материнская грудь для него ближе, чем собственные ноги. Если мать добра к младенцу, то он делает вывод, что мир хорош и жить можно. И это самый лучшее начало, какое может быть! Если отвергает самый близкий человек, в сознании порождается убежденность, что весь мир против него. В дальнейшем для таких людей весь смысл жизни в борьбе, в завоевании, в доказывании собственной значимости.

Ни одежда от Гуччи, ни модные фотосессии, ни раннее развитие, а материнская доброта, терпение и принятие - вот фундамент одного из самых основных принципов, которым человек потом руководствуется всю жизнь: жить хорошо или плохо, можно доверять или нельзя, наслаждаться жизнью или постоянно бороться.

Жизнь без любви

Есть люди, у которых холодность символизирует любовь. И не удивительно, так к ним относилась собственная мать. Какое сердце у матери, которая выбрасывает своего родного младенца в мусорку? А какое сердце у матери, которая говорит своему ребенку, что не любит и не любила никогда, и чем она лучше? Человек рожденный и воспитанный вне любви останется травмированным навсегда.

Есть матери, которые в порыве правды рассказывают своему ребенку, что они хотели сделать аборт, а потом почему-то оставили его, и теперь он живет. Есть и такие, которые « храбро» поведали страшную тайну — папа хотел бросить нас, и пришлось родить тебя/брата/сестру, чтобы сохранить семью. Есть матери, которые родили ребенка и сдали « на время», пока не устроят личную жизнь, в детский дом. Или круглосуточный детский сад 5 раз в неделю. Есть матери, которые телесно не прикасались, не обнимали своих детей, считая это блажью. Для кратковременного утоления телесных потребностей ребенка придумали массаж 15 минут в день. Но лучший массаж для младенца — быть на руках у матери!

Есть матери, которые подменяют любовь заботой, но вкусный завтрак и глаженая рубашка никогда не заменят искренности и сердечности! За невыстиранный воротник могут ведь и осудить — мать-неряха, а вот за отсутсвие эмпатии нет. Эмпатию не пощупаешь, не возьмешь в руки, этот предмет из нематериального мира.

Все эти и други истории из одной и той же серии, где мать во власти негативного аспекта архетипа Великой матери. Она - Снежная Королева.

Всегда, когда ребенка рожают для того: чтобы получить квартиру или материнский сертификат, чтобы скрепить семью, чтобы не остаться бездетной или подтвердить свой статус женщины, чтобы быть как все, чтобы сбыться мечте об идеальной семье и «в старости собираться по воскресеньям за семейным обедом», чтобы ребенок стал помощником и опорой, чтобы удержать гуляку-мужа, чтобы не делать аборт, чтобы потом им гордиться, для радости. Или же для того, чтобы рядом был человек-подушка для битья и обнимашек. Это все травмирует детей. Ибо нет никакой веской причины, кроме как родить ребенка ради него самого.

И если эта травма есть внутри человека, то она никуда не девается и будет проявляться всякий раз при приближении к объекту (или играющему эту роль). Такой процесс можно сравнить с процессом разжигания костра с помощью лупы. Где лупа - люди, которые постоянно будут актуализировать внутренний .

Осколок остался

Вернемся к метафоре зеркала. Ребенок не в состоянии оценить себя, у него нет никаких знаний, нет опыта. Поэтому, логично, что он видит себя через призму взглядов на него и мнений о нем значимых людей. А ведь известно, что своего лица нам никак не увидеть, только с помощью зеркала. Хорошо, если зеркало отражает суть: « Я хороший, раз мама любит меня» « Я достоин самого лучшего в этой жизни». А если кривое, как в сказке? А если сравнивают не в пользу ребенка? «Я плохой, потому, что так говорит обо мне мама» , « мне всегда не везет» , « бабушка, я тупой, так мама сказала», « а что у Тани по контрольной?». Подобным манером формируется образ Я человека. Если мать/отец любят, хвалят, то что ему остается делать, как любить и принимать себя таким, каков он есть? И это чудесно. Но по моим наблюдениям подобное происходит примерно в 2% семей.

В нашей культуре, и это я вижу постоянно, принято воспитывать не только через призму своих личных взглядов, а при помощи устаревших взглядов своих родителей и общественной морали. Если ребенок резв, то его нужно немедленно успокоить, если говорлив, то ему будут затыкать рот, если весел, то «с чего ты так развеселился? не к добру» и т.д. Такие родители не любят своих детей по-настоящему. Дети им нужны для подтверждения их собственной состоятельности — нарциссического расширения. То есть в словах четко читается мета-послание: « Я тебя буду любить, если ты будешь таким, как я хочу!» И основной задачей такого ребенка быть удобным для родителей и общества. В дальнейшем, это предмет гордости родителей и, О, Боги!, зависти со стороны окружающих: «моя дочь именитая актриса», «мой сын должен был стать известным спортсменом, ведь я столько в него вложила, так и случилось!» Простых отговорок, почему женщина неуспешна в жизни: «я не сделала карьеру из-за детей, я им отдала всю себя». И все это, несомненно, не про сознательный выбор, а про «так получилось» и про «ошибки молодости». Зачастую такие матери сами воспитывались в лишенной любви среде, трудно любить и отдавать, когда у самой в душе огромная дыра, невозможно уважать другого, когда презираешь самое себя.

И зеркало, конечно, сыграло свою определяющую роль. Кай стал видеть всё в дурном свете, смеяться над тем, что ранее любил, глумиться над самыми близкими, его восприятие кардинально изменилось. Более того, он неосознанно отправляется в пенаты Снежной королевы.

«На площади каталось множество детей. Те, что были посмелее, привязывали свои санки к крестьянским саням и уезжали таким образом довольно далеко. В самый разгар его на площади появились большие сани, выкрашенные в белый цвет. В них сидел человек, весь ушедший в белую меховую шубу и такую же шапку. Сани объехали кругом площади два раза: Кай живо привязал к ним свои санки и покатил. Большие сани понеслись быстрее и затем свернули с площади в переулок. Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему словно знакомому, и он ехал дальше. Большие сани остановились в них была высокая, стройная, ослепительно белая женщина - Снежная королева; и шуба и шапка на ней были из снега.

Славно проехались! - сказала она. - Но ты совсем замерз? Полезай ко мне в шубу!

И, посадив мальчика к себе в сани, она завернула его в свою шубу; Кай словно опустился в снежный сугроб.»

А какой у него выбор? Ведь Снежная королева его родная мать.

В плену у злодейки

Увы, очароваться этой женщиной очень легко!

«Женщина эта, такая прекрасная и величественная, была вся изо льда, из ослепительного, сверкающего льда, - и все же живая; глаза ее сияли, как две ясные звезды, но в них не было ни тепла, ни покоя». Снежной королеве ничего не стоило соблазнить Кая, и он сам того не замечая, очутился в её власти. «Кай взглянул на нее; она была так хороша! Более умного, прелестного лица он не мог себе и представить. Она казалась ему совершенством.» Речь о человеке, душа которого околдована Снежной королевой - негативным аспектом архетипа Великой матери.

Иллюстрация «Снежная королева» Анжелы Барретт (Angela Barrett)

В сказках и мифах разных народов и эпосов этот архетип воплощен в женских образах. Все они блистают холодной красотой и очень притягательны!

Это и Афина, богиня мудрости, которая в отличии от других женских богинь, одета в мужские доспехи, держит в руках копьё, её называли «сероокой и русоволосой». И именно она, по мнению Цицерона, изобрела войны!

Афина

Хозяйка медной горы. Вот какой ее увидел Степан: «Глядит, а перед ним на грудке руды у большого камня женщина какая-то сидит. Спиной к парню, а по косе видать - девка. Коса ссиза-черная и не как у наших девок болтается, а ровно прилипла к спине. На конце ленты не то красные, не то зеленые. Сквозь светеют и тонко этак позванивают, будто листовая медь. … . Девка небольшого росту, из себя ладная и уж такое крутое колесо - на месте не посидит. Вперед наклонится, ровно у себя под ногами ищет, то опять назад откинется, на тот бок изогнется, на другой. На ноги вскочит, руками замашет, потом опять наклонится. Однем словом, артуть-девка. Слыхать - лопочет что-то, а по-каковски - неизвестно, и с кем говорит - не видно. Только смешком все. Весело, видно, ей.

Парень хотел было слово молвить, вдруг его как по затылку стукнуло.

«Мать ты моя, да ведь это сама Хозяйка! Ее одежа-то. Как я сразу не приметил? Отвела глаза косой-то своей».

А одежа и верно такая, что другой на свете не найдешь. Из шелкового, слышь-ко, малахиту платье. Сорт такой бывает. Камень, а на глаз как шелк, хоть рукой погладить.

«Степан и Хозяйка Медной горы» Художник Вячеслав Назарук

Шамаханская царица. Помните у Пушкина «Сказку о Золотом петушке»?

«Вдруг шатер Распахнулся… и девица, Шамаханская царица,
Вся сияя, как заря, Тихо встретила царя»

«Сказка о Золотом Петушке» Иллюстрация В.М. Конашевича

И, конечно, первая соблазнительница, Лилит, слёзы которой даруют жизнь, но поцелуи приносят смерть.

Джон Кольер (John Maler Collier) «Лилит»

Обратите внимание, и здесь Андерсен пишет о смертельных поцелуях: «Поцелуй ее был холоднее льда, пронизал его холодом насквозь и дошел до самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным. Одну минуту Каю казалось, что вот-вот он умрет, но нет, напротив, стало легче, он даже совсем перестал зябнуть. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних.

Больше я не буду целовать тебя! - сказала она. - А не то зацелую до смерти!

Такой одновременно чарующий, магический, и лишенный живой чувственности образ. Роковая красота. Ни одна из героинь не стремится выстраивать отношения с партнером, не нужно им это.

Ледяное сердце

«Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! …Холодно, пустынно, мертво и грандиозно! … Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда».

О чем это из реальной жизни?

Не давая любви, мать отвергает свое дитя. Что в этой ситуации делать ребенку? Ведь он полностью зависим от объекта(матери)! Тут срабатывает система психологических защит: он становится удобным, отвергает часть себя и его маленькое сердечко леденеет. Как местная анестезия. Выросший в таких условиях человек начинает держаться на расстоянии от объекта любви. Когда Кай приближается к человеку, которого он теоретически может полюбить — похожего на мать/отца, сердце начинает потихоньку оттаивать, и при этом он испытывает такую боль! Боль нелюбви. Он уже чувствовал её тогда, в детстве, когда с чистым сердцем льнул к матери: «Дай любви!», а она бежала от него как черт от ладана! Это адовы муки, будто вся вселенская печаль спустилась на хрупкие плечи простого человека. И в этот момент человек понимает, что имеет право быть любимым просто по праву рождения, чувствует эту жестокую несправедливость, но точно знает, что ничего с этим поделать не может. Испытывать это снова и снова - выбирать холодных партнеров - удел мазохиста. Ведь Кай неосознанно всегда выбирает партнера с которым невозможно построить близкие доверительные отношения - несвободного, незрелого, отчуждающего, либо наоборот прилипалу, тем самым подтверждая свою детскую теорию о том, что любви нет. Либо ее надо заслужить. Поэтому человек делает логичный вывод, что лучше быть одному и чувств не проявлять — путь саморазвития выбирает не каждый, уж очень он болезненный и долгий.

Кай ненастоящий

Не проявлять чувств - быть в плену у архетипа негативной матери. А это значит действовать в соответствии с её интересами, что и делает наш герой. Кай спокоен, подконтролен и днями напролет занимается бессмысленной работой, чтобы получить «весь мир и пару коньков» . При этом пребывает в иллюзии, что занимается чем-то архиважным.

К сожалению, таких каев в реальной жизни пруд пруди, и речь не только о мужчинах. Это люди, которых не интересует эмоциональная связь, они не хотят обременять себя бессмысленными на их взгляд выяснениями отношений, (да, таковы человеческие отношения, их невозможно настроить раз и навсегда, в них нужно вкладывать столько же труда, как и в работу, где у вас есть постоянные обязанности, тут ничего не поделаешь), слюнями, детишками и семейными ужинами. Они делают только то, что удобно им. Сейчас проблема нарциссизма в нашем обществе вышла на первый план, когда в годы работы З.Фройда процветала истерия. Патологическое самолюбование захватывает все большее и большее количество людей, и с таким человеком невозможно выстроить отношения. Почему? Потому, что он не про отношения. Может быть про деньги, славу, власть или хорошую работу. Он очень рационален, холоден, занят сугубо материальным миром. В сказке это описано так:« Раз зимою, когда шел снежок, он явился с большим зажигательным стеклом и подставил под снег полу своей синей куртки. - Погляди в стекло, Герда! — сказал он. - Видишь, как искусно сделано! Это куда интереснее настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах, если бы они только не таяли!»

Порою дьявольски жесток. Культура нашего времени воспевает оды такому типу личности. Так, в фильме Духless показан образ подобного мужчины. Были они и раньше, муж той же Анны Карениной, например.

Самой большой проблемой Кая является холодность. Зима — пенаты смерти, с нею издавна ассоциируется глубокая печаль, скорбь, одиночество. Если вы хотите испортить любые взаимоотношения, то заморозьте их, не проявляйте к ним участие, не вкладывайте в них свою душу, бойтесь быть собой рядом с партнером, и отношений у вас не будет. Рядом с Каем вы не почувствуете ничего, потому, что это не человек, это его фасад, маска. В известной песне Арии есть такие слова:

«На этот мир взгляни —
У многих здесь душа мертва,
Они мертвы внутри!»

Действительно, он словно безжизненная кукла, робот, действующий по заданной программе. Кай с детства не ощущает своего тела, не знает своих желаний. Он боится своих чувств. Он думает, что он чувствует, то есть чувства строго им контролируются и искусно подавляются. Голова, разум, точность, интеллект, воля, деньги - вот главные атрибуты его жизни.

Обратите внимание, что Снежная Королева и Кай в очень тесном контакте, рядом. Но между ними нет НИЧЕГО! Вы знаете это состояние, когда находишься рядом с бесчувственным человеком, а от этой бесчувственности хочется бежать без оглядки! Вроде бы все в социальных рамках - кольцо подарил, и вроде бы все хорошо, но нет в этом жизни, нет тепла и искренности.

Бывает и так, что человек вроде бы душевен рядом с вами, но дальнейшее общение не поддерживает, на сближение сам не идет. Для него любовь - холод, он опасается, что его будут использовать, как мама в детстве, он бежит от любых глубоких контактов. Вам нужно знать, что это его проблема, хотя и немножко ваша, ведь почему-то из всех вы выбрали именно его, Кая.

Кай отрезан от собственной анимы - чувственности, эмоциональности, он не целостен. В сказке аниму символизирует Герда. Ему и в голову не приходит, что проявление чувств благодатно скажется на нем самом, зима в душе закончится и запоют птички. Надо всего лишь преодолеть страх и боль. 2 слова, но сколько душевной работы, сколько слез надо пролить, чтобы растопить сердце и закончить дело, не побоявшись трудностей. Одному Каю не справиться. Но помощь спешит. Герда уже в пути.

Розы цветут.
Красота, красота!
Скоро узрим мы
младенца Христа!
Ганс-Христиан Андерсен
(последняя строчка в сказке «Снежная Королева»)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Из сказки слов не выкинешь

Все мы читали сказку «Снежная королева», но не все задумывались о том, что в сказке чего-то не хватает. Маленькая Герда совершила очень тяжелую и трудную дорогу, чтобы найти Кая, пролить на него несколько слез, чтобы расколдовать его от злых холодных чар Снежной королевы. Не кажется ли вам, что слишком просто далось Каю это избавление? Кульминация сказки мне всегда казалось какой-то смазанной и не совсем понятной. И оказалось, что не зря.

В советское время почти все сказки знаменитого датского писателя подверглись жесткой цензуре из-за наличия в них антисоветской темы — веры в Бога, которая присутствует практически в каждой сказке Андерсена. Некоторые из них целенаправленно созданы в духе библейских притч, имеют богословский характер и, разумеется, нам были вообще неизвестны: «Райский сад», «Ангел», «Сон», «Кое-что», «Колокол» и многие другие. Они были написаны для того, чтобы научить детей и взрослых добру и приблизить их к Богу.

Именно это «Божественное начало» тщательно купировали советские книжные редакторы, отчего смысл сказки менялся кардинально. Например, сказка «Снежная королева» в оригинале насквозь пропитана религиозным смыслом, ангелы находятся в числе постоянных действующих лиц.

Зеркало Тролля разбивается не просто из-за неловкости его учеников, а потому, что они решили подняться с кривым зеркалом до неба, «чтобы посмеяться над ангелами и Господом Богом».

В советских изданиях Герда боролась со стражниками Снежной королевы так: «Однако Герда смело шла все вперед и вперед и, наконец добралась до чертогов Снежной королевы». Вполне в духе несгибаемых строителей светлого будущего. В лучшем случае, в отредактированных изданиях грозные ангелы превращались в «маленьких человечков».

Но оказывается, когда Герда боролась со стражниками, от усталости она произнесла молитву «Отче наш», с неба к ней на помощь спустились ангелы, и она благополучно дошла до намеченной цели.

«Герда принялась читать «Отче наш». Было так холодно, что ее дыхание мгновенно превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался; но вот в нем стали возникать маленькие светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали и превращались в больших ангелов… Их становилось все больше и больше, и, когда Герда дочитала молитву, ее окруал уж целый легион ангелов. Они пронзали снежные страшилища копьями, и хлопья рассыпались на тысячи снежинок. Теперь Герда могла смело идти вперед; ангелы погладили девочке руки и ноги, и ей стало теплее. Наконец она добралась до чертогов Снежной королевы».

Расколдовать Каина Герде помогают псалмы об Иисусе Христе. Заканчивается же сказка у Андерсена долгожданным воссоединением с бабушкой, которую дети нашли сидящей на солнышке и громко читающей Евангелие.

Андерсен по-датски

Андерсен, как и большинство датчан, глубоко верил в Бога. Но филологи делают вывод, что его вера не отвечала традиционному для Дании лютеранству. Сказочник имел собственные представления о мироустройстве, милости и гневе Божьем. «Вого, чтобы понравиться принцу. Иметь ноги, а не русалочий хвост (русалка в церковном понимании дьявольское- спрашивала Русалочка, — они живут вечно?» «Вовсе нет! — отвечала старуха. — Они тоже умирают. И век их даже короче нашего. Но хоть мы и живем триста лет, а когда нам приходит конец, от нас остается лишь пена морская, и нет у нас могил наших близких, мы не одарены бессмертной душой, и наша русалочья жизнь кончается со смертью тела. А у людей есть душа, которая живет вечно, она живет и после того, как тело превратится в прах, и тогда улетает в прозрачную высь, к сверкающим звездам». «Ах, почему у нас нет бессмертной души! — грустно проговорила Русалочка. — Я бы все свои сотни лет отдала за один день человеческой жизни, чтобы потом вкусить небесного блаженства».

Тщательной антирелигиозной чистке подверглись и «Дикие лебеди». Набожный Андерсен не смог бы взвалить столь тяжкие мучения на человека: только поддержка Бога помогла Элизе выдержать испытание и спасти братьев.

Кстати говоря, такое глубокое религиозное понятие, как , — также часто встречающееся действующее лицо в волшебных сказках.

Смерть в советских изданиях не упоминалась. Первое стихотворение, принесшее Андерсену литературную известность, называлось «Умершее дитя». Попирая авторский замысел, тему смерти вычеркивали и из других не менее известных сказок. Но из некоторых историй убрать это оказалось невозможно, так как сказки были полностью посвящены иной жизни. Например «Девочка со спичками», «Цветы маленькой Иды», «Девочка, наступившая на хлеб», советские составители вообще не включали в сборники. И напрасно, считают современные детские психологи. Эти сказки могут служить хорошим пособием для ответа на неизбежные вопросы о смерти, начинающие тревожить детей в возрасте от пяти лет. Они не травмируют психику, так как рассказаны прекрасным языком.

В сказке «Дочь болотного царя» у Андерсена жизнь главной героини Хельги изменилась после встречи со священником, который рассказал ей о Божьей любви, а злые чары спали с нее, когда она сама произнесла имя Иисуса Христа. Все логично. В современном же пересказе вместо священника — «прекрасный юноша», а от чар Хельга освобождается… неизвестно почему, из-за нервного потрясения, наверное.

В общем, всех героев Андерсена неизменно связывает вера в Бога и надежда на Него. Верующая маленькая Герда, Элиза из сказки «Дикие лебеди», которая была не только самой красивой, но и самой благочестивой в стране, Русалочка, которая хотела не только добиться любви Принца, но и получить бессмертную душу. То, что их объединяет — это самоотверженная любовь, которая делает их, хрупких и слабых, такими стойкими, решительными и смелыми. Андерсен знал, что эту любовь нельзя отделить от ее источника — от Бога. Так любил сам Христос и учил других этому.

Напоследок хочется вспомнить сказку «Счастливое семейство», где улитки вообразили себя самыми главными на свете, не подозревая, что существует что-то выше них. «Никто им не противоречил — значит, так оно и было. И вот дождь барабанил по лопуху, чтобы позабавить улиток, а солнце сияло, чтобы зеленел их лопух, и они были счастливы, счастливы!» Как часто наше отношение к жизни похоже на философию улиток.

ЗЕРКАЛО И ЕГО ОСКОЛКИ

Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей — уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их; случись же у кого на лице веснушка или родинка, она расплывалась во все лицо.

Дьявола все это ужасно потешало. Добрая, благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля — у него была своя школа — рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде.

— Теперь только, — говорили они, — можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!

И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до Неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим Творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги.

Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны, — ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало.

Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно было вставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки. Но по свету летало еще много осколков зеркала. Послушаем же про них.

МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА

В большом городе, где столько домов и людей, что не всем и каждому удается отгородить себе хоть маленькое местечко для садика, и где поэтому большинству жителей приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое бедных детей, но у них был садик побольше цветочного горшка. Они не были в родстве, но любили друг друга, как брат и сестра. Родители их жили в мансардах смежных домов. Кровли домов почти сходились, а под выступами кровель шло по водосточному желобу, приходившемуся как раз под окошком каждой мансарды. Стоило, таким образом, шагнуть из какого-нибудь окошка на желоб, и можно было очутиться у окна соседей.

У родителей было по большому деревянному ящику; в них росли коренья и небольшие кусты роз — в каждом по одному, — осыпанные чудными цветами. Родителям пришло в голову поставить эти ящики на дно желобов; таким образом, от одного окна к другому тянулись словно две цветочные грядки. Горох спускался из ящиков зелеными гирляндами, розовые кусты заглядывали в окна и сплетались ветвями; образовалось нечто вроде триумфальных ворот из зелени и цветов. Так как ящики были очень высоки и дети твердо знали, что им нельзя карабкаться на них, то родители часто позволяли мальчику с девочкой ходить друг к другу по крыше в гости и сидеть на скамеечке под розами. И что за веселые игры устраивали они тут!

Зимою это удовольствие прекращалось, окна зачастую покрывались ледяными узорами. Но дети нагревали на печке медные монеты и прикладывали их к замерзшим стеклам — сейчас же оттаивало чудесное кругленькое отверстие, а в него выглядывал веселый, ласковый глазок, — это смотрели, каждый из своего окна, мальчик и девочка, Кай и Герда. Летом они одним прыжком могли очутиться в гостях друг у друга, а зимою надо было сначала спуститься на много-много ступеней вниз, а затем подняться на столько же вверх. На дворе перепархивал снежок.

— Это роятся белые пчелки! — говорила старушка бабушка.
— А у них тоже есть королева? — спрашивал мальчик; он знал, что у настоящих пчел есть такая.
— Есть! — отвечала бабушка. — Снежинки окружают ее густым роем, но она больше их всех и никогда не остается на земле — вечно носится на черном облаке.
Часто по ночам пролетает она по городским улицам и заглядывает в окошки; вот оттого- то они и покрываются ледяными узорами, словно цветами!
— Видели, видели! — говорили дети и верили, что все это сущая правда.
— А Снежная королева не может войти сюда? — спросила раз девочка.
— Пусть-ка попробует! — сказал мальчик. — Я посажу ее на теплую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом.

Вечером, когда Кай был уже дома и почти совсем разделся, собираясь лечь спать, он вскарабкался на стул у окна и поглядел в маленький оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали снежинки; одна из них, побольше, упала на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока наконец не превратилась в женщину, укутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек. Она была так прелестна, так нежна, вся из ослепительно белого льда и все же живая! Глаза ее сверкали, как звезды, но в них не было ни теплоты, ни кротости. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Мальчуган испугался и спрыгнул со стула; мимо окна промелькнуло что-то похожее на большую птицу.

На другой день был славный морозец, но затем сделалась оттепель, а там пришла и весна. Солнышко светило, цветочные ящики опять были все в зелени, ласточки вили под крышей гнезда, окна растворили, и детям опять можно было сидеть в своем маленьком садике на крыше.

Розы цвели все лето восхитительно. Девочка выучила псалом, в котором тоже говорилось о розах; девочка пела его мальчику, думая при этом о своих розах, и он подпевал ей:

Дети пели, взявшись за руки, целовали розы, смотрели па ясное солнышко и разговаривали с ним, — им чудилось, что с него глядел на них сам младенец Христос.

Что за чудное было лето, и как хорошо было под кустами благоухающих роз, которые, казалось, должны были цвести вечно!

Кай и Герда сидели и рассматривали книжку с картинками — зверями и птицами; на больших башенных часах пробило пять.

— Ай! — вскрикнул вдруг мальчик. — Мне кольнуло прямо в сердце, и что- то попало в глаз!

Девочка обвила ручонкой его шею, он мигал, но в глазу ничего как будто не было.

— Должно быть, выскочило! — сказал он.

Но в том-то и дело, что нет. В сердце и в глаз ему попали два осколка дьявольского зеркала, в котором, как мы, конечно, помним, все великое и доброе казалось ничтожным и гадким, а злое и дурное отражалось еще ярче, дурные стороны каждой вещи выступали еще резче. Бедняжка Кай! Теперь сердце его должно было превратиться в кусок льда! Боль в глазу и в сердце уже прошла, но самые осколки в них остались.

— О чем же ты плачешь? — спросил он Герду. — У! Какая ты сейчас безобразная! Мне совсем не больно! Фу! — закричал он вдруг. — Эту розу точит червь! А та совсем кривая! Какие гадкие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат!

И он, толкнув ящик ногою, вырвал две розы.

— Кай, что ты делаешь? — закричала девочка, а он, увидя ее испуг, вырвал еще одну и убежал от миленькой маленькой Герды в свое окно.

Приносила ли после того ему девочка книжку с картинками, он говорил, что эти картинки хороши только для грудных ребят; рассказывала ли что-нибудь старушка бабушка, он придирался к словам. Да если бы еще только это! А то он дошел до того, что стал передразнивать ее походку, надевать ее очки и подражать ее голосу! Выходило очень похоже и смешило людей. Скоро мальчик научился передразнивать и всех соседей — он отлично умел выставить напоказ все их странности и недостатки, — и люди говорили:

— Что за голова у этого мальчугана!

А причиной всему были осколки зеркала, что попали ему в глаз и в сердце. Потому-то он передразнивал даже миленькую маленькую Герду, которая любила его всем сердцем.

И забавы его стали теперь совсем иными, такими мудреными. Раз зимою, когда шел снежок, он явился с большим зажигательным стеклом и подставил под снег полу своей синей куртки.

— Погляди в стекло, Герда! — сказал он. Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом деле, и походила на роскошный цветок или десятиугольную звезду. Чудо что такое!

— Видишь, как искусно сделано! — сказал Кай. — Это куда интереснее настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах, если бы они только не таяли!

Немного спустя Кай явился в больших рукавицах, с санками за спиною, крикнул Герде в самое ухо:

— Мне позволили покататься на большой площади с другими мальчиками! — и убежал.

На площади каталось множество детей. Те, что были посмелее, привязывали свои санки к крестьянским саням и уезжали таким образом довольна далеко. Веселье так и кипело. В самый разгар его на площади появились большие сани, выкрашенные в белый цвет. В них сидел человек, весь ушедший в белую меховую шубу и такую же шапку. Сани объехали кругом площади два раза: Кай живо привязал к ним свои санки и покатил.

Большие сани понеслись быстрее и затем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и дружески кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги. Мальчик поспешно отпустил веревку, которою зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись вихрем. Кай громко закричал — никто не услышал его! Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал, хотел прочесть «Отче наш», но в уме у него вертелась одна таблица умножения.

Снежные хлопья все росли и обратились под конец в больших белых куриц. Вдруг они разлетелись в стороны, большие сани остановились, и сидевший в них человек встал. Это была высокая, стройная, ослепительно белая женщина — Снежная Королева; и шуба и шапка на ней были из снега.

— Славно проехались! — сказала она. — Но ты совсем замерз? Полезай ко мне в шубу!
И, посадив мальчика к себе в сани, она завернула его в свою шубу; Кай словно опустился в снежный сугроб.
— Все еще мерзнешь? — спросила она и поцеловала его в лоб.
У! Поцелуй ее был холоднее льда, пронизал его холодом насквозь и дошел до самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным. Одну минуту Каю казалось, что вот-вот он умрет, но нет, напротив, стало легче, он даже совсем перестал зябнуть.

— Мои санки! Не забудь мои санки! — спохватился он.

И санки были привязаны на спину одной из белых куриц, которая и полетела с ними за большими санями. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних.
— Больше я не буду целовать тебя! — сказала она. — А не то зацелую до смерти!

Кай взглянул на нее; она была так хороша! Более умного, прелестного лица он не мог себе и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот раз, когда она сидела за окном и кивала ему головой; теперь она казалась ему совершенством. Он совсем не боялся ее и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики, да еще с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось, что он и в самом деле знает мало, и он устремил свой взор в бесконечное воздушное пространство. В тот же миг Снежная королева взвилась с ним на темное свинцовое облако, и они понеслись вперед. Буря выла и стонала, словно распевая старинные песни; они летели над лесами и озерами, над морями и твердой землей; под ними дули холодные ветры, выли волки, сверкал снег, летали с криком черные вороны, а над ними сиял большой ясный месяц. На него смотрел Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь, — днем он спал у ног Снежной королевы.

ЦВЕТНИК ЖЕНЩИНЫ, УМЕВШЕЙ КОЛДОВАТЬ

А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Куда он девался? Никто не знал этого, никто не мог о нем ничего сообщить. Мальчики рассказали только, что видели, как он привязал свои санки к большим великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали за городские ворота. Никто не знал, куда он девался. Много было пролито о нем слез; горько и долго плакала Герда. Наконец порешили, что он умер, утонул в реке, протекавшей за городом. Долго тянулись мрачные зимние дни.

Но вот настала весна, выглянуло солнышко.
— Кай умер и больше не вернется! — сказала Герда.
— Не верю! — отвечал солнечный свет.
— Он умер и больше не вернется! — повторила она ласточкам.
— Не верим! — ответили они.
Под конец и сама Герда перестала этому верить.

— Надену-ка я свои новые красные башмачки. — Кай ни разу еще не видал их, — сказала она однажды утром, — да пойду к реке спросить про него.

Было еще очень рано; она поцеловала спящую бабушку, надела красные башмачки и побежала одна-одинешенька за город, прямо к реке.

— Правда, что ты взяла моего названого братца? Я подарю тебе свои красные башмачки, если ты отдашь мне его назад!

И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей; тогда она сняла свои красные башмачки, первую свою драгоценность, и бросила их в реку. Но они упали как раз у берега, и волны сейчас же вынесли их на сушу, — река как будто не хотела брать у девочки ее драгоценность, так как не могла вернуть ей Кая. Девочка же подумала, что бросила башмачки не очень далеко, влезла в лодку, качавшуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмаки в воду. Лодка не была привязана и оттолкнулась от берега. Девочка хотела поскорее выпрыгнуть на сушу, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже отошла от берета на целый аршин и быстро понеслась по течению.

Герда ужасно испугалась и принялась плакать и кричать, но никто, кроме воробьев, не слышал ее криков; воробьи же не могли перенести ее на сушу и только летели за ней вдоль берега да щебетали, словно желая ее утешить: «Мы здесь! Мы здесь!»

Берега реки были очень красивы; повсюду виднелись чудеснейшие цветы, высокие, раскидистые деревья, луга, на которых паслись овцы и коровы, но нигде не было видно ни одной человеческой души.

«Может быть, река несет меня к Каю?» — подумала Герда, повеселела, встала на нос и долго-долго любовалась красивыми зелеными берегами. Но вот она приплыла к большому вишневому саду, в котором приютился домик с цветными стеклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо.

Герда закричала им — она приняла их за живых, — но они, понятно, не ответили ей. Вот она подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не к самому берегу, и девочка закричала еще громче. Из домика вышла, опираясь на клюку, старая- престарая старушка в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.

— Ах ты бедная крошка! — сказала старушка. — Как это ты попала на такую большую быструю реку да забралась так далеко?

С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку своею клюкой, притянула ее к берегу и высадила Герду.

Герда была рада-радешенька, что очутилась наконец на суше, хоть и побаивалась чужой старухи.

— Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала? — сказала старушка.

Герда стала рассказывать ей обо всем, а старушка покачивала головой и повторяла: «Гм! Гм!» Но вот девочка кончила и спросила старуху, не видала ли она Кая. Та ответила, что он еще не проходил тут, но, верно, пройдет, так что девочке пока не о чем горевать — пусть лучше попробует вишен да полюбуется цветами, что растут в саду: они красивее нарисованных в любой книжке с картинками и все умеют рассказывать сказки! Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ. Окна были высоко от полу и все из разноцветных — красных, голубых и желтых — стеклышек; от этого и сама комната была освещена каким-то удивительным ярким, радужным светом. На столе стояла корзинка со спелыми вишнями, и Герда могла есть их сколько душе угодно; пока же она ела, старушка расчесывала ей волосы золотым гребешком. Волосы вились, и кудри окружали свеженькое, круглое, словно роза, личико девочки золотым сиянием.

— Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! — сказала старушка. — Вот увидишь, как ладно мы заживем с тобою!

И она продолжала расчесывать кудри девочки, и чем дольше чесала, тем больше Герда забывала своего названого братца Кая, — старушка умела колдовать. Она не была злою колдуньей и колдовала только изредка, для своего удовольствия; теперь же ей очень захотелось оставить у себя Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась своей клюкой до всех розовых кустов, и те, как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю, и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда при виде ее роз вспомнит о своих, а там и о Кае, да и убежит.

Сделав свое дело, старушка повела Герду в цветник. У девочки и глаза разбежались: тут были цветы всех сортов, всех времен года. Что за красота, что за благоухание! Во всем свете не сыскать было книжки с картинками пестрее, красивее этого цветника. Герда прыгала от радости и играла среди цветов, пока солнце не село за высокими вишневыми деревьями. Тогда ее уложили в чудесную постельку с красными шелковыми перинками, набитыми голубыми фиалками; девочка заснула, и ей снились такие сны, какие видит разве только королева в день своей свадьбы.

На другой день Герде опять позволили играть на солнышке. Так прошло много дней. Герда знала каждый цветочек в саду, но как ни много их было, ей все- таки казалось, что какого-то недостает, только какого же? Раз она сидела и рассматривала соломенную шляпу старушки, расписанную цветами; самым красивым из них была как раз роза, — старушка забыла ее стереть. Вот что значит рассеянность!

— Как! Тут нет роз? — сказала Герда и сейчас же побежала искать их но всему саду — нет ни одной!

Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Теплые слезы упали как раз на то место, где стоял прежде один из розовых кустов, и как только они смочили землю — куст мгновенно вырос из нее, такой же свежий, цветущий, как прежде. Герда обвила его ручонками, принялась целовать розы и вспомнила о тех чудных розах, что цвели у нее дома, а вместе с тем и о Кае.

— Как же я замешкалась! — сказала девочка. — Мне ведь надо искать Кая!.. Не знаете ли вы, где он? — спросила она у роз. — Верите ли вы тому, что он умер и не вернется больше?

— Он не умер! — сказали розы. — Мы ведь были под землею, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было.

— Спасибо вам! — сказала Герда и пошла к другим цветам, заглядывала в их чашечки и спрашивала: — Не знаете ли вы, где Кай?

Но каждый цветок грелся на солнышке и думал только о собственной своей сказке или истории; их наслушалась Герда много, но ни один из цветов не сказал ни слова о Кае.

Что же рассказала ей огненная лилия?

— Слышишь, бьет барабан? Бум! Бум! Звуки очень однообразны: бум, бум! Слушай заунывное пение женщин! Слушай крики жрецов!.. В длинном красном одеянии стоит на костре индийская вдова. Пламя вот-вот охватит ее и тело ее умершего мужа, но она думает о живом — о том, кто стоит здесь же, о том, чьи взоры жгут ее сердце сильнее пламени, которое сейчас испепелит ее тело. Разве пламя сердца может погаснуть в пламени костра!
— Ничего не понимаю! — сказала Герда.
— Это моя сказка! — отвечала огненная лилия.
Что рассказал вьюнок?
— Узкая горная тропинка ведет к гордо возвышающемуся на скале старинному рыцарскому замку. Старые кирпичные стены густо увиты плющом. Листья его цепляются за балкон, а на балконе стоит прелестная девушка; она перевесилась через перила и смотрит на дорогу. Девушка свежее розы, воздушнее колеблемого ветром цветка яблони. Как шелестит ее шелковое платье! «Неужели же он не придет?»
— Ты говоришь про Кая? — спросила Герда.
— Я рассказываю свою сказку, свои грезы! — отвечал вьюнок.

— Бедная моя бабушка! — вздохнула Герда. — Как она скучает обо мне, как горюет! Не меньше, чем горевала о Кае! Но я скоро вернусь и приведу его с собой. Нечего больше и расспрашивать цветы — у них ничего не добьешься, они знают только свои песенки!
И она подвязала юбочку повыше, чтобы удобнее было бежать, но когда хотела перепрыгнуть через нарцисс, тот хлестнул ее по ногам. Герда остановилась, посмотрела на длинный цветок и спросила:
— Ты, может быть, знаешь что-нибудь?
И она наклонилась к нему, ожидая ответа. Что же сказал нарцисс?
— Я вижу себя! Я вижу себя! О, как я благоухаю!.. Высоко-высоко в маленькой каморке, под самой крышей, стоит полуодетая танцовщица. Она то балансирует на одной ножке, то опять твердо стоит на обеих и попирает ими весь свет, — она ведь один обман зрения. Вот она льет из чайника воду на какой-то белый кусок материи, который держит в руках. Это ее корсаж. Чистота — лучшая красота! Белая юбочка висит на гвозде, вбитом в стену; юбка тоже выстирана водою из чайника и высушена на крыше! Вот девушка одевается и повязывает на шею ярко-желтый платочек, еще резче оттеняющий белизну платьица. Опять одна ножка взвивается в воздух! Гляди, как прямо она стоит на другой, точно цветок на своем стебельке! Я вижу себя, я вижу себя!
— Да мне мало до этого дела! — сказала Герда. — Нечего мне об этом и рассказывать!

И она побежала из сада.
Дверь была заперта лишь на задвижку; Герда дернула ржавый засов, он подался, дверь отворилась, и девочка так, босоножкой, и пустилась бежать по дороге! Раза три оглядывалась она назад, но никто не гнался за нею. Наконец она устала, присела на камень и огляделась кругом: лето уже прошло, на дворе стояла поздняя осень, а в чудесном саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого не было заметно!

— Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! — сказала Герда и опять пустилась в путь.

Ах, как болели ее бедные, усталые ножки! Как холодно, сыро было в воздухе! Листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и стекал на землю; листья так и сыпались. Один терновник стоял весь покрытый вяжущими, терпкими ягодами. Каким серым, унылым казался весь белый свет!

ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА

Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил:
— Кар-кар! Здррравствуй!

Чище этого он выговаривать по-человечески не мог, но, видимо, желал девочке добра и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька? Слова «одна-одинешенька» Герда поняла отлично и сразу почувствовала все их значение. Рассказав ворону всю свою жизнь, девочка спросила, не видал ли он Кая?
Ворон задумчиво покачал головой и сказал:
— Может быть, может быть!
— Как? Правда? — воскликнула девочка и чуть не задушила ворона поцелуями.
— Потише, потише! — сказал ворон. — Я думаю, что это был твой Кай! Но теперь он, верно, забыл тебя со своей принцессой!
— Разве он живет у принцессы? — спросила Герда.
— А вот послушай! — сказал ворон. — Только мне ужасно трудно говорить
по-вашему! Вот если бы ты понимала по-вороньи, я рассказал бы тебе обо всем куда лучше.
— Нет, этому меня не учили! — сказала Герда. — Бабушка — та понимает! Хорошо бы и мне уметь!
— Ну, ничего! — сказал ворон. — Расскажу, как сумею, хоть и плохо.
И он рассказал обо всем, что только сам знал.

— В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Она прочла все газеты на свете и уж позабыла все, что прочла, — вот какая умница! Раз как-то сидела она на троне, — а веселья-то в этом ведь немного, как говорят люди — и напевала песенку: «Отчего ж бы мне не выйти замуж?» «А ведь и в самом деле!» — подумала она, и ей захотелось замуж. Но в мужья она хотела выбрать себе такого человека, который бы сумел отвечать, когда с ним заговорят, а не такого, что умел бы только важничать, — это ведь так скучно! И вот созвали барабанным боем всех придворных да и объявили им волю принцессы. Все они были очень довольны и сказали: «Вот это нам нравится! Мы и сами недавно об этом думали!» Все это истинная правда! — прибавил ворон. — У меня при дворе есть невеста, она ручная, разгуливает по дворцу, — от нее-то я и знаю все это.
Невестою его была ворона — каждый ведь ищет жену себе под стать.
— На другой день все газеты вышли с каймой из сердец и с вензелями принцессы. В газетах было объявлено, что каждый молодой человек приятной внешности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой: того же, кто будет держать себя вполне свободно, как дома, и окажется всех красноречивее, принцесса изберет себе в мужья!

Да, да! — повторил ворон. — Все это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобою! Народ повалил во дворец валом, пошли давка и толкотня, но толку не вышло никакого ни в первый, ни во второй день. На улице все женихи говорили отлично, но стоило им перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвардию всю в серебре, а лакеев в золоте и вступить в огромные, залитые светом залы, как их брала оторопь. Подступят к трону, где сидит принцесса, да и повторяют только ее последние слова, а ей вовсе не этого было нужно! Право, их всех точно опаивали дурманом! А вот выйдя за ворота, они опять обретали дар слова. От самых ворот до дверей дворца тянулся длинный-длинный хвост женихов. Я сам был там и видел! Женихам хотелось есть и пить, но из дворца им не выносили даже стакана воды. Правда, кто был поумнее, запасся бутербродами, но запасливые уже не делились с соседями, думая про себя: «Пусть себе поголодают, отощают — принцесса и не возьмет их!»

— Ну, а Кай-то, Кай? — спросила Герда. — Когда же он явился? И он пришел свататься? ‘
— Постой! Постой! Теперь мы как раз дошли и до него! На третий день явился небольшой человечек, не в карете, не верхом, а просто пешком, и прямо вошел во дворец. Глаза его блестели, как твои; волосы у него были длинные, но одет он был бедно.

— Это Кай! — обрадовалась Герда. — Так я нашла его! — и она захлопала в ладоши.
— За спиной у него была котомка! — продолжал ворон.
— Нет, это, верно, были его саночки! — сказала Герда. — Он ушел из дома с санками!
— Очень возможно! — сказал ворон. — Я не разглядел хорошенько. Так вот, моя невеста рассказывала мне, что, войдя в дворцовые ворота и увидав гвардию в серебре, а на лестницах лакеев в золоте, он ни капельки не смутился, кивнул головой и сказал:
«Скучненько, должно быть, стоять тут, на лестнице, я лучше войду в комнаты!» Залы все были залиты светом; вельможи расхаживали без сапог, разнося золотые блюда, — торжественнее уж нельзя было! А его сапоги так и скрипели, но он и этим не смущался.
— Это, наверно, Кай! — воскликнул Герда. — Я знаю, что на нем были новые сапоги! Я сама слышала, как они скрипели, когда он приходил к бабушке!
— Да, они таки скрипели порядком! — продолжал ворон. — Но он смело подошел к принцессе; она сидела на жемчужине величиною с колесо прялки, а кругом стояли придворные дамы и кавалеры со своими горничными, служанками горничных, камердинерами, слугами камердинеров и прислужником камердинерских слуг. Чем дальше кто стоял от принцессы и ближе к дверям, тем важнее, надменнее держал себя. На прислужника камердинерских слуг, стоявшего в самых дверях, нельзя было и взглянуть без страха, такой он был важный!

— Вот страх-то! — сказала Герда. — А Кай все-таки женился на принцессе?
— Не будь я вороном, я бы сам женился на ней, хоть я и помолвлен. Он вступил с принцессой в беседу и говорил так же хорошо, как я, когда говорю по- вороньи, — так по крайней мере сказала мне моя невеста. Держался он вообще очень свободно и мило и заявил, что пришел не свататься, а только послушать умные речи принцессы. Ну и вот, она ему понравилась, он ей тоже!

— Да, да, это Кай! — сказала Герда. — Он ведь такой умный! Он знал все четыре действия арифметики, да еще с дробями! Ах, проводи же меня во дворец!
— Легко сказать, — ответил ворон, — да как это сделать? Постой, я поговорю с моею невестой, она что-нибудь придумает и посоветует нам. Ты думаешь, что тебя вот так прямо и впустят во дворец? Как же, не очень-то впускают таких девочек!
— Меня впустят! — сказала Герда. — Только бы Кай услышал, что я тут, сейчас бы прибежал за мною!
— Подожди меня тут, у решетки! — сказал ворон, тряхнул головой и улетел.
Вернулся он уже совсем под вечер и закаркал:
— Кар, кар! Моя невеста шлет тебе тысячу поклонов и вот этот маленький хлебец. Она стащила его в кухне — там их много, а ты, верно, голодна!.. Ну, во дворец тебе не попасть: ты ведь босая — гвардия в серебре и лакеи в золоте ни за что не пропустят тебя. Но не плачь, ты все-таки попадешь туда. Невеста моя знает, как пройти в спальню принцессы с черного хода, и знает, где достать ключ.
И вот они вошли в сад, пошли по длинным аллеям, усыпанным пожелтевшими осенними листьями, и когда все огоньки в дворцовых окнах погасли один за другим, ворон провел девочку в маленькую полуотворенную дверцу.
О, как билось сердечко Герды от страха и радостного нетерпения! Она точно собиралась сделать что-то дурное, а ведь она только хотела узнать, не здесь ли ее Кай! Да, да, он, верно, здесь! Она так живо представляла себе его умные глаза, длинные волосы, улыбку… Как он улыбался ей, когда они, бывало, сидели рядышком под кустами роз! А как обрадуется он теперь, когда увидит ее, услышит, на какой длинный путь решилась она ради него, узнает, как горевали о нем все домашние! Ах, она была просто вне себя от страха и радости.

Но вот они на площадке лестницы; на шкафу горела лампа, а на полу сидела ручная ворона и осматривалась по сторонам. Герда присела и поклонилась, как учила ее бабушка.

— Мой жених рассказывал мне о вас столько хорошего, фрекен! — сказала ручная ворона.

— Ваша vita — как это принято выражаться — также очень трогательна! Не угодно ли вам взять лампу, а я пойду вперед. Мы пойдем прямою дорогой, тут мы никого не встретим!

— А мне кажется, кто-то идет за нами! — сказала Герда, и в ту же минуту мимо нее с легким шумом промчались какие-то тени: лошади с развевающимися гривами и тонкими ногами, охотники, дамы и кавалеры верхами.

— Это сны! — сказала ручная ворона. — Они являются сюда, чтобы мысли высоких особ унеслись на охоту. Тем лучше для нас — удобнее будет рассмотреть спящих! Надеюсь, однако, что, войдя в честь, вы покажете, что у вас благодарное сердце!

— Есть о чем тут и говорить! Само собою разумеется! — сказал лесной ворон.

Тут они вошли в первую залу, всю обтянутую розовым атласом, затканным цветами. Мимо девочки опять пронеслись сны, но так быстро, что она не успела и рассмотреть всадников. Одна зала была великолепнее другой — просто оторопь брала. Наконец они дошли до спальни: потолок напоминал верхушку огромной пальмы с драгоценными хрустальными листьями; с середины его спускался толстый золотой стебель, на котором висели две кровати в виде лилий. Одна была белая, в ней спала принцесса, другая — красная, и в ней Герда надеялась найти Кая. Девочка слегка отогнула один из красных лепестков и увидела темно-русый затылок. Это Кай! Она громко назвала его по имени и поднесла лампу к самому его лицу. Сны с шумом умчались прочь: принц проснулся и повернул голову… Ах, это был не Кай!

Принц походил на него только с затылка, но был так же молод и красив. Из белой лилии выглянула принцесса и спросила, что случилось. Герда заплакала и рассказала всю свою историка упомянув и о том, что сделали для нее вороны.

— Ах ты бедняжка! — сказали принц и принцесса, похвалили ворон, объявили, что ничуть не гневаются на них — только пусть они не делают этого впредь, — и захотели даже наградить их.
— Хотите быть вольными птицами? — спросила принцесса. — Или желаете занять должность придворных ворон, на полном содержании из кухонных остатков?
Ворон с вороной поклонились и попросили должности при дворе, — они подумали о старости и сказали:
— Хорошо ведь иметь верный кусок хлеба на старости лет!
Принц встал и уступил свою постель Герде; больше он пока ничего не мог для нее сделать. А она сложила ручонки и подумала: «Как добры все люди и животные!» — закрыла глазки и сладко заснула. Сны опять прилетели в спальню, но теперь они были похожи на божьих ангелов и везли на маленьких саночках Кая, который кивал Герде головою. Увы! Все это было лишь во сне и исчезло, как только девочка проснулась. На другой день ее одели с ног до головы в шелк и бархат и позволили ей оставаться во дворце, сколько она пожелает. Девочка могла жить да поживать тут припеваючи, но она прогостила всего несколько дней и стала просить, чтобы ей дали повозку с лошадью и пару башмаков, — она опять хотела пуститься разыскивать по белу свету своего названого братца.

Ей дали и башмаки, и муфту, и чудесное платье, а когда она простилась со всеми, к воротам подъехала золотая карета с сияющими, как звезды, гербами принца и принцессы; у кучера, лакеев и форейторов — ей дали и форейторов — красовались на головах маленькие золотые короны. Принц и принцесса сами усадили Герду в карету и пожелали ей счастливого пути. Лесной ворон, который уже успел жениться, провожал девочку первые три мили и сидел в карете рядом с нею, — он не мог ехать к лошадям спиною. Ручная ворона сидела на воротах и хлопала крыльями. Она не поехала провожать Герду, потому что страдала головными болями с тех пор, как получила должность при дворе и слишком много ела. Карета битком была набита сахарными крендельками, а ящик под сиденьем — фруктами и пряниками.
— Прощай! Прощай! — закричали принц и принцесса.
Герда заплакала, ворона тоже. Так проехали они первые три мили. Тут простился с девочкой и ворон. Тяжелое было расставание! Ворон взлетел на дерево и махал черными крыльями до тех пор, пока карета, сиявшая, как солнце, не

МАЛЕНЬКАЯ РАЗБОЙНИЦА

Вот Герда въехала в темный лес, но карета блестела, как солнце, и сразу бросилась в глаза разбойникам. Они не выдержали и налетели на нее с криками: «Золото! Золото!» Схватили лошадей под уздцы, убили маленьких форейторов, кучера и слуг и вытащили из кареты Герду.

— Ишь, какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! — сказала старуха разбойница с длинной жесткой бородой и мохнатыми, нависшими бровями. — Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?

И она вытащила острый, сверкающий нож. Вот ужас!

— Ай! — закричала она вдруг: ее укусила за ухо ее собственная дочка, которая сидела у нее за спиной и была такая необузданная и своевольная, что любо!

— Ах ты дрянная девчонка! — закричала мать, но убить Герду не успела.

— Она будет играть со мной! — сказала маленькая разбойница. — Она отдаст мне свою муфту, свое хорошенькое платьице и будет спать со мной в моей постельке.

И девочка опять так укусила мать, что та подпрыгнула и завертелась на одном месте. Разбойники захохотали:

— Ишь, как скачет со своей девчонкой!

— Я хочу сесть в карету! — закричала маленькая разбойница и настояла на своем — она была ужасно избалована и упряма.

Они уселись с Гердой в карету и помчались по пням и по кочкам в чащу леса. Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораздо смуглее. Глаза у нее были совсем черные, но какие-то печальные. Она обняла Герду и сказала:

— Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя! Ты, верно, принцесса?

— Нет! — отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей испытать и как она любит Кая.

Маленькая разбойница серьезно поглядела на нее, слегка кивнула головой и сказала:
— Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя, — я лучше сама убью тебя! И она отерла слезы Герде, а потом спрятала обе руки в ее хорошенькую, мягкую и теплую муфточку.

Вот карета остановилась: они въехали во двор разбойничьего замка. Он был весь в огромных трещинах; из них вылетали вороны и вороны; откуда-то выскочили огромные бульдоги и смотрели так свирепо, точно хотели всех съесть, но лаять не лаяли — это было запрещено.

Посреди огромной залы, с полуразвалившимися, покрытыми копотью стенами и каменным полом, пылал огонь; дым подымался к потолку и сам должен был искать себе выход; над огнем кипел в огромном котле суп, а на вертелах жарились зайцы и кролики.

— Ты будешь спать вместе со мной вот тут, возле моего маленького зверинца! — сказала Герде маленькая разбойница. Девочек накормили, напоили, и они ушли в свой угол, где была постлана солома, накрытая коврами. Повыше сидело на жердочках больше сотни голубей; все они, казалось, спали, но, когда девочки подошли, слегка зашевелились.

— Все мои! — сказала маленькая разбойница, схватила одного голубя за ноги и так тряхнула его, что тот забил крыльями. — На, поцелуй его! — крикнула она, ткнув голубя Герде прямо в лицо. — А вот тут сидят лесные плутишки! — продолжала она, указывая на двух голубей, сидевших в небольшом углублении в стене, за деревянною решеткой. — Эти двое — лесные плутишки! Их надо держать взаперти, не то живо улетят! А вот и мой милый старичина бяшка! — И девочка потянула за рога привязанного к стене северного оленя в блестящем медном ошейнике. — Его тоже нужно держать на привязи, иначе удерет! Каждый вечер я щекочу его под шеей своим острым ножом — он смерть этого боится!

С этими словами маленькая разбойница вытащила из расщелины в стене длинный нож и провела им по шее оленя. Бедное животное забрыкалось, а девочка захохотала и потащила Герду к постели. — Разве ты спишь с ножом? — спросила ее Герда, покосившись на острый нож.

— Всегда! — отвечала маленькая разбойница. — Как знать, что может случиться! Но расскажи мне еще раз о Кае и о том, как ты пустилась странствовать по белу свету!

Герда рассказала. Лесные голуби в клетке тихо — ворковали; другие голуби уже спали; маленькая разбойница обвила одною рукой шею Герды — в другой у нее был нож — и захрапела, но Герда не могла сомкнуть глаз, не зная, убьют ее или оставят в живых. Разбойники сидели вокруг огня, пели песни и пили, а старуха разбойница кувыркалась. Страшно было глядеть на это бедной девочке.

Вдруг лесные голуби проворковали:

— Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла на спине его санки, а он сидел в санях Снежной королевы. Они летели над лесом, когда мы, птенчики, еще лежали в гнезде; она дохнула на нас, и все умерли, кроме нас двоих! Курр! Курр!

— Что вы говорите? — воскликнула Герда. — Куда же полетела Снежная королева?

— Она полетела, наверно, в Лапландию, — там ведь вечный снег и лед! Спроси у северного оленя, что стоит тут на привязи!

— Да, там вечный снег и лед, чудо как хорошо! — сказал северный олень. — Там прыгаешь себе на воле по бескрайним сверкающим ледяным равнинам! Там раскинут летний шатер Снежной королевы, а постоянные ее чертоги — у Северного полюса, на острове Шпицберген!

— О Кай, мой милый Кай! — вздохнула Герда.

— Лежи смирно! — сказала маленькая разбойница. — Не то я пырну тебя ножом!

Утром Герда рассказала ей, что слышала от лесных голубей. Маленькая разбойница серьезно посмотрела на Герду, кивнула головой и сказала:

— Ну, так и быть!.. А ты знаешь, где Лапландия? — спросила она затем у северного оленя.

— Кому же и знать, как не мне! — отвечал олень, и глаза его заблестели. — Там я родился и вырос, там прыгал по снежным равнинам!

— Так слушай! — сказала Герде маленькая разбойница. — Видишь, все наши ушли; дома одна мать; немного погодя она хлебнет из большой бутылки и вздремнет — тогда я кое-что сделаю для тебя!

Тут девочка вскочила с постели, обняла мать, дернула ее за бороду и сказала:
— Здравствуй, мой маленький козлик!
А мать надавала ей по носу щелчков, нос у девочки покраснел и посинел, но все это делалось любя.
Потом, когда старуха хлебнула из своей бутылки и захрапела, маленькая разбойница подошла к северному оленю и сказала:
— Еще долго-долго можно было бы потешаться над тобой! Уж больно ты бываешь уморительным, когда тебя щекочут острым ножом! Ну, да так и быть! Я отвяжу тебя и выпущу на волю. Ты можешь убежать в свою Лапландию, но должен за это отнести ко дворцу Снежной королевы вот эту девочку, — там ее названый братец. Ты ведь, конечно, слышал, что она рассказывала? Она говорила довольно громко, а у тебя вечно ушки на макушке.
Северный олень подпрыгнул от радости. Маленькая разбойница посадила на него Герду, крепко привязала ее, ради осторожности, и подсунула под нее мягкую подушечку, чтобы ей удобнее было сидеть.

— Так и быть, — сказала она затем, — возьми назад свои меховые сапожки — будет ведь холодно! А муфту уж я оставлю себе, больно она хороша! Но мерзнуть я тебе не дам; вот огромные матушкины рукавицы, они дойдут тебе до самых локтей! Сунь в них руки! Ну вот, теперь руки у тебя, как у моей безобразной матушки!

Герда плакала от радости.

— Терпеть не могу, когда хнычут! — сказала маленькая разбойница. — Теперь тебе надо смотреть весело! Вот тебе еще два хлеба и окорок! Что? Небось не будешь голодать!

И то и другое было привязано к оленю. Затем маленькая разбойница отворила дверь, заманила собак в дом, перерезала своим острым ножом веревку, которой был привязан олень, и сказала ему:

— Ну, живо! Да береги смотри девчонку!

Герда протянула маленькой разбойнице обе руки в огромных рукавицах и попрощалась с нею. Северный олень пустился во всю прыть через пни и кочки, по лесу, по болотам и степям. Волки выли, вороны каркали, а небо вдруг зафукало и выбросило столбы огня.
— Вот мое родное северное сияние! — сказал олень. — Гляди, как горит!
И он побежал дальше, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Хлебы были съедены, ветчина тоже, и вот Герда очутилась в Лапландии.

ЛАПЛАНДКА И ФИНКА

Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в нее на четвереньках. Дома была одна старуха лапландка, жарившая при свете жировой лампы рыбу. Северный олень рассказал лапландке всю историю Герды, но сначала рассказал свою собственную — она казалась ему гораздо важнее. Герда же так окоченела от холода, что и говорить не могла.

— Ах вы бедняги! — сказала лапландка. — Долгий же вам еще предстоит путь! Придется сделать сто миль с лишком, пока доберетесь до Финмарка, где Снежная королева живет на даче и каждый вечер зажигает голубые бенгальские огни. Я напишу пару слов на сушеной треске — бумаги у меня нет, — а вы снесете ее финке, которая живет в тех местах и лучше моего сумеет научить вас, что надо делать.

Когда Герда согрелась, поела и попила, лапландка написала пару слов на сушеной треске, велела Герде хорошенько беречь ее, потом привязала девочку к спине оленя, и тот снова помчался. Небо опять фукало и выбрасывало столбы чудесного голубого пламени. Так добежал олень с Гердой и до Финмарка и постучался в дымовую трубу финки — у нее и дверей-то не было-

Ну и жара стояла в ее жилье! Сама финка, низенькая грязная женщина, ходила полуголая. Живо стащила она с Герды все платье, рукавицы и сапоги — иначе девочке было бы чересчур жарко, — положила оленю на голову кусок льда и затем принялась читать то, что было написано на сушеной треске. Она прочла все от слова до слова три раза, пока не заучила наизусть, и потом сунула треску в котел — рыба ведь годилась в пищу, а у финки ничего даром не пропадало.

Тут олень рассказал сначала свою историю, а потом историю Герды. Финка мигала своими умными глазками, но не говорила ни слова.

— Ты такая мудрая женщина! — сказал олень. — Я знаю, что ты можешь связать одной ниткой все четыре ветра; когда шкипер развяжет один узел — подует попутный ветер, развяжет другой — погода разыграется, а развяжет третий и четвертый — подымется такая буря, что поломает в щепки деревья. Не изготовишь ли ты для девочки такого питья, которое бы дало ей силу двенадцати богатырей? Тогда бы она одолела Снежную королеву!

— Силу двенадцати богатырей! — сказала финка. — Да, много в этом толку!
С этими словами она взяла с полки большой кожаный свиток и развернула его: на нем стояли какие-то удивительные письмена; финка принялась читать их и читала до того, что ее пот прошиб.
Олень опять принялся просить за Герду, а сама Герда смотрела на финку такими умоляющими, полными слез глазами, что та опять заморгала, отвела оленя в сторону и, меняя ему на голове лед, шепнула:
— Кай в самом деле у Снежной королевы, но он вполне доволен и думает, что лучше ему нигде и быть не может. Причиной же всему осколки зеркала, что сидят у него в сердце и в глазу. Их надо удалить, иначе он никогда не будет человеком и Снежная королева сохранит над ним свою власть.
— Но не поможешь ли ты Герде как-нибудь уничтожить эту власть?
— Сильнее, чем она есть, я не могу ее сделать. Не видишь разве, как велика ее сила? Не видишь, что ей служат и люди и животные? Ведь она босая обошла полсвета! Не у нас занимать ей силу! Сила — в ее милом, невинном детском сердечке. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снежной королевы и извлечь из сердца Кая осколки, то мы и подавно ей не поможем! В двух милях отсюда начинается сад Снежной королевы. Отнеси туда девочку, спусти у большого куста, покрытого красными ягодами, и, не мешкая, возвращайся обратно!

С этими словами финка подсадила Герду на спину оленя, и тот бросился бежать со всех ног.

— Ай, я без теплых сапог! Ай, я без рукавиц! — закричала Герда, очутившись на морозе. Но олень не смел остановиться, пока не добежал до куста с красными ягодами; тут он спустил девочку, поцеловал ее в самые губы, и из глаз его покатились крупные блестящие слезы. Затем он стрелой пустился назад. Бедная девочка осталась одна-одинешенька, на трескучем морозе, без башмаков, без рукавиц.

Она побежала вперед что было мочи; навстречу ей несся целый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба — небо было совсем ясное, и на нем пылало северное сияние, — нет, они бежали по земле прямо на Герду и, по мере приближения, становились все крупнее и крупнее. Герда вспомнила большие красивые хлопья под зажигательным стеклом, но эти были куда больше, страшнее, самых удивительных видов и форм и все живые. Это были передовые отряды войска Снежной королевы. Одни напоминали собой больших безобразных ежей, другие — стоголовых змей, третьи — толстых медвежат с взъерошенною шерстью. Но все они одинаково сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями.

Герда начала читать «Отче наш»; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие, светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и когда Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион. Ангелы приняли снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячи снежинок. Герда могла теперь смело идти вперед; ангелы гладили ее руки и ноги, и ей не было уже так холодно. Наконец девочка добралась до чертогов Снежной королевы.

Посмотрим же, что делал в это время Кай. Он и не думал о Герде, а уж меньше всего о том, что она стоит перед замком.

ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ЧЕРТОГАХ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ

Стены чертогов Снежной королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры. Сотни огромных, освещенных северным сиянием зал тянулись одна за другой; самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! Хоть бы редкий раз устроилась бы здесь медвежья вечеринка с танцами под музыку бури, в которых могли бы отличиться грацией и умением ходить на задних лапах белые медведи, или составилась партия в карты с ссорами и дракой, или, наконец, сошлись на беседу за чашкой кофе беленькие кумушки лисички — нет, никогда этого не случалось!

Холодно, пустынно, мертво! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было с точностью рассчитать, в какую минуту свет усилится и в какую ослабеет. Посреди самой большой пустынней снежной залы находилось замерзшее озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, ровных и правильных на диво. Посреди озера стоял трон Снежной королевы; на нем она восседала, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале разума; по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало в мире.

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, — поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда. Кай возился с плоскими остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая игра — складывание фигур из деревянных дощечек, которая называется «китайскою головоломкою». Кай тоже складывал разные затейливые фигуры из льдин, и это называлось «ледяной игрой разума». В его глазах эти фигуры были чудом искусства, а складывание их — занятием первой важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала! Он складывал из льдин и целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, — слово «вечность». Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков».

Но он никак не мог его сложить.

— Теперь я полечу в теплые края! — сказала Снежная королева. — Загляну в черные котлы!

Котлами она называла кратеры огнедышащих гор — Везувия и Этны.

И она улетела, а Кай остался один в необозримой пустынной зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он сидел на одном месте — такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замерз.

Герда. Она прочла вечернюю молитву, и ветры улеглись, точно заснули. Она свободно вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Девочка сейчас же узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
— Кай, милый мой Каи! Наконец-то я нашла тебя!
Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. Тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок. Кай взглянул на Герду, а она запела:

Розы цветут… Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.

Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и очень обрадовался.

— Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? — И он оглянулся вокруг. — Как здесь холодно, пустынно!

И он крепко прижался к Герде. Она смеялась и плакала от радости. Да, радость была такая, что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, которое задала сложить Каю Снежная королева; сложив его, он мог сделаться сам себе господином, да еще получить от нее в дар весь свет и пару новых коньков. Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зацвели розами, поцеловала его в глаза, и они заблистали, как ее глаза; поцеловала его руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым.

Снежная королева могла вернуться когда угодно, — его вольная лежала тут, написанная блестящими ледяными буквами.

Кай с Гердой рука об руку вышли из пустынных ледяных чертогов; они шли и говорили о бабушке, о своих розах, и на пути их стихали буйные ветры, проглядывало солнышко.

Когда же они дошли до куста с красными ягодами, там уже ждал их северный олень. Он привел с собою молодую оленью матку, вымя ее было полно молока; она напоила им Кая и Герду и поцеловала их прямо в губы. Затем Кай и Герда отправились сначала к финке, отогрелись у нее и узнали дорогу домой, а потом к лапландке; та сшила им новое платье, починила свои сани и поехала их провожать.

границы Лапландии, где уже пробивалась первая зелень. Тут Кай и Герда простились с оленями и с лапландкой.
— Счастливого пути! — крикнули им провожатые.
Вот перед ними и лес. Запели первые птички, деревья покрылись зелеными почками. Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за поясом. Герда сразу узнала и лошадь — она была когда-то впряжена в золотую карету — и девушку. Это была маленькая разбойница; ей наскучило жить дома, и она захотела побывать на севере, а если там не понравится — и в других местах. Она тоже узнала Герду. Вот была радость!
— Ишь ты бродяга! — сказала она Каю. — Хотела бы я знать, стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света!

— Ну, вот и сказке конец! — сказала молодая разбойница, пожала им руки и обещала навестить их, если когда-нибудь заедет в их город. Затем она отправилась своей дорогой, а Кай и Герда своей. Они шли, и на их дороге расцветали весенние цветы, зеленела травка. Вот раздался колокольный звон, и они узнали колокольни своего родного городка. Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: так же тикали часы, так же двигалась часовая стрелка. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что успели за это время сделаться взрослыми людьми.

Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой и взяли друг друга за руки. Холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими, как тяжелый сон. Бабушка сидела на солнышке и громко читала Евангелие: «Если не будете как дети, не войдете в царствие небесное!»

Кай и Герда взглянули друг на друга и тут только поняли смысл старого псалма:

Розы цветут… Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.

Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло теплое, благодатное лето!

Снежная королева – это сказка о дружбе, любви и вере, которую вы можете читать на этой странице. Это история о несломленном духе одной маленькой девочки, которая проходит очень долгий путь. Путь кажется не только бесконечным, но и безнадежным ради спасения дорогого её сердцу человека. Она знакомится с разными людьми и характерами открывает для себя огромный и порой очень опасный мир, но всегда находит помощь и поддержку на пути своего следования, и не смотря ни на какие препятствия, не сдается.

Сказка Снежная королева подобна лабиринту, который чем больше читаешь, тем более витиеватым становится. Вы можете разбить ее на несколько историй и каждая станет особенным уроком для вашего ребенка.

Жизненный романтизм в сказке.

Вера может двигать горы, надежда умирает последней, а любовь позволяет творить настоящие чудеса, даже растопить ледяные сердца и слезы. В образ Герды, маленькой девочки, автор вложил силу этих трех постулатов, бесстрашный характер, волю, – то, чем должна обладать современная женщина, чтобы заполучить и сохранить свое счастье. И тогда никакая Снежная королева его не разрушит.

Кай один из главных героев сказки Андерсена "Снежная королева". В начале он предстает перед читателем добрым, отзывчивым мальчиком, которого связывает крепкая дружба с Гердой, девчонкой живущей по соседству. Дети летние дни проводили всегда вместе, наслаждаясь благоуханием роз. А зимой, когда всё вокруг было заковано льдом Кай прикладывал монетку к стеклу и любовался сквозь оттаявшее отверстие на летающие снежинки.

Трудные испытания готовила судьба для мальчика. С Каем приключилось несчастье. В его детское, наполненное любовью сердце впивается осколок заколдованного зеркала. Кай становится жертвой белой королевы, которую не так давно решительно желал посадить на печку.

С этого момента мир будто переворачивается для мальчика. Кай становится жёстким и безжалостным. Все, что до этого момента было наполнено красотой, теперь предстает невзрачным, некрасивым, уродливым. Прекрасные розы кажутся обычными кустами. Изменилось и его поведение. С близкими и родными людьми он стал вести себя как отъявленный хулиган: кривлялся передразнивая бабушку, Герду и соседей. Такое поведение повлекло беду, делая все наперекор бабушке, однажды он привязал свои санки к чужим большим саням, которые увезли его далеко от дома.

Это были проказы снежной королевы, она заколдовала Кая своими ледяными объятиями и поцелуями. Кай стал видеть в холодном образе королевы, прелесть красивой девушки. Он совершенно забыл свою близкую подругу Герду, родную бабушку и все то, что связывало его с прошлой беззаботной жизнью. Живя в ледяном дворце Кай, подчиняясь королеве, упорно пытался выложить кусочками льда слово "вечность", за это ему обещали подарить мир и пару коньков. Находясь постоянно в ледяной стуже и лютом морозе, Кай разучился ценить все живое, его влек бездушный образ королевы. Он потерял высшие чувства сострадания и проявления жалости. Его, когда-то горячее сердце теперь превратилось в кусок льда.

Вернуться к жизни ему помогли тёплые слезы Герды, которая долго пыталась его разыскать. Капли слез растопили ледяное сердце. Ему удалось припомнить все, что было в его родном доме. Любовь Герды помогла ему преодолеть чары зла и Кай снова стал улыбчивым, доброжелательным мальчуганом.

Сочинение Образ Кая

«Снежная королева» - сказка Г.Х. Андерсена о трогательной детской дружбе. Нежные узы привязанности объединяли мальчика и девочку. Звали их Кай и Герда. Жизнь детей протекала среди восхитительных роз, гороховых гирлянд, в атмосфере добра и взаимной заботы. Зимой же они любили наблюдать за снежинками, напоминавшими белых пчелок.

Нелегкие испытания прошла их любовь. С Каем случилась беда. Не случайно, что именно мальчик стал жертвой белой госпожи. Хотя он был добрым и любознательным, его угроза посадить Снежную королеву на печку прозвучала слишком самонадеянно и хвастливо. Возможно, именно потому в его сердце попал волшебный осколок зеркала, которое смастерил «злющий» тролль. Мир перевернулся в глазах героя. Кай стало бездушным, эгоистичным. Все, что раньше казалось прекрасным, он называл теперь гадким, кривым, безобразным. Розы стали казаться ему отвратительными. Добрый мальчик стал грубым. Изменились его развлечения: он начал высмеивать и передразнивать бабушку и потом всех своих соседей. Он подмечал все их странности и недостатки. Это привело к беде. Кай вызывающе повел себя, привязав свои санки к большим белым саням, которые и унесли его далеко от родного дома. Испуганный мальчик не смог даже прочитать молитву. Но все изменилось после двух пронзающих насквозь холодом поцелуев.

Холодная красота Снежной королевы покорила мальчика, показалась совершенной. Ему показалось, что «более прелестного» лица не бывает. Он забыл все, чем жил раньше: Герду, бабушку, розы, за которыми когда-то любил наблюдать, книги, в которых дети рассматривали картинки…

Ему хотелось получить в подарок весь мир и новые коньки, потому в ледяном дворце упорно пытался выложить из льдинок слово «Вечность». Живя там, Кай восхищался мертвой, безжизненной красотой. Он потерял способность жалеть, сострадать, не ощущал холода. Его сердце превратилось в кусок льда. В нем заледенели все чувства. Внешне он был «неподвижный и бледный, словно неживой». Но этих перемен он не осознавал. Прозрение наступило, когда слезы Герды растопили его сердце. Он вспомнил все, что раньше было родным. Наглый, избалованный мальчишка расколдован и совсем преобразился. Злые чары побеждены самоотверженной любовью Герды. Кай снова стал добрым и искренним другом, каким читатель его встретил на первых страницах сказки. Он изменился внешне: стал «бодрым и здоровым» опять.

Пройдя через испытания, повзрослев, Кай и Герда возвращаются домой. Читатель вместе с маленькой разбойницей верит, что «бегать на край света» ради Кая, то есть ради любви и дружбы, - стоит!

Несколько интересных сочинений

  • Нравы запорожской сечи в повести Тарас Бульба Гоголя

    Нравы Запорожской Сечи были суровы, как и само время, и жизнь казаков, бежавших из разных краёв Российской империи за днепровские пороги, чтобы стать свободными.

    Я прочитала произведение, в котором ты был главным героем и мне хочется сказать, что являешься смелым, храбрым и добрым парнем, хотя тебе всего лишь тринадцать лет. Оказывается, ты ничего и никого не боишься и легко и просто отправляешься